В Дин-Эйрине было значительно теплее, чем на землях маркиза. Ароматно пахли цветы, сквозь ветви деревьев проглядывало вечернее солнышко, и ветер был уже по-летнему теплым.
— Еще немного, миледи, и можно будет открыть лицо, — хрипловатый баритон Атолгара и вся ситуация, напомнил мне о том, как я лежала без голоса и зрения в королевском дворце.
— Ничего страшного, — с легкой ехидцей отозвалась я.
— Ну-ну, закройте глаза, а то солнце слезу выбьет, — Квинт взял меня за плечи и отвернул в сторону. — Наклони голову, молодец, девочка.
Хорошо, что я стояла в тени. Не такой уж яркий свет заставил глаза слезиться. Стало ясно от чего «набег» на «Золотую свечу» был назначен на вечер.
— Это эффект от перехода, — произнес маркиз, и я с улыбкой подметила его покрасневшие, слезящиеся глаза. Мне не было радостно от того что ему тоже неприятно, нет. Просто так боец становился еще больше похож на положительного героя баллады, когда тот поплакал над своей горькой судьбой и принял решение сражаться до победного конца.
Узкая дорожка петляла между одетых в молодую, клейкую листву деревьев. Тропка то немного разрасталась, то срывалась в почти отвесные овраги. В таких местах я крепко держалась за локоть маркиза Амлаута, со смехом угрожая отправить нас обоих вниз кубарем. Незнакомые белые цветы наполняли воздух дивным ароматом мешающимся с запахом хвои и нагретого солнцем сухостоя.
Со стороны Дин-Эйрин выглядел огромным окольцованным холмом, где вершина — королевская крепость. Следом за темной громадой идет светлая часть — утопающие в зелени особняки знати, городские резиденции правящей четы и их ближайших родственников.
— А что это такое золотится?
— Так ясным вечером выглядит барьер между знатной частью Дин-Эйрина и домами богатых горожан, магов, — Квинт приставил ко лбу ладонь и вгляделся вперед. — А вон там темные домишки? Это лачуги бедняков, все кто не может выложить три золотых в месяц за право жить в Чистом городе живут там. Отдельно стоят кузнецкие и ткацкие кварталы, где-то между ними алхимики, но к ним никто не суется. Вонь страшенная.
Тропка слилась с широкой мощеной дорогой, идти стало чуть удобней. Обойдя по широкой дуге массивные ворота ведущие в Чистый город, мы вышли к бедняцкому кварталу. Там в грязных лужах хрюкали свиньи, принадлежащие людям по богаче. Тощие шавки заходились истерическим лаем, чумазые дети играли в тех же лужах что и свиньи, и непонятно как матери потом разбирали кто чей. Где-то сушилось белье, кто-то выливал с крыльца помои и тут же получал нагоняй от соседей. Ответив нецензурной бранью толстенная тетка ушла в дом, громко хлопнув покосившейся дверью. К выплеснутым помоям бросились собаки, поводили носами, разгребли лапами получившуюся жижу, и обиженно ушли — съестного не было.