Глядя вниз, я видел мыски его ботинок, черные, блестящие. Видел, как они двинулись от меня. Разговаривали тихо, и я почти ничего не слышал. Да и не старался. Вместо этого я сосредоточился на дыхании. Горло саднило, меня бил озноб. Наконец снова шаги. В поле зрения опять возникли черные мыски ботинок.
– А теперь слушай, Паркер. Благополучие девушки – предмет не вашей заботы. Ей ничего не угрожает, это я гарантирую. Никаких дальнейших последствий ни для тебя, ни для мистера Пэтчета не будет при условии, что вы оба отойдете в сторону. Даю слово. Никто не пострадает, понял? Никто. Что бы вы ни подозревали, чтобы ни выдумывали, это ошибка.
– Слово солдата? – спросил я и, почувствовав его реакцию, собрался в ожидании удара. Но удара не последовало.
– Умник? Я так думал. И не мечтай. Уверен, ты сейчас злишься и негодуешь, а потом захочешь найти нас и поквитаться, но я бы на твоем месте этому соблазну не поддавался. Попробуешь нас искать – убьем. Тебя все не касается. Повторяю: тебя это не касается. Мне жаль, что пришлось так с тобой обойтись. Правда, жаль. Мы не звери, и если бы ты не упирался, а сразу все сказал, необходимость в таких мерах не возникла бы. – Он подтянул мешок вниз. – Это все. Отведите его к машине и будьте с ним поаккуратнее.
Ленту у меня на ногах перерезали. Мне помогли подняться и дойти до машины. Я был слаб, плохо ориентировался, а на полпути меня вырвало. Провожающие крепко держали меня за локти, но, по крайней мере, не заставляли идти согнувшись. На этот раз меня сунули в багажник, а когда доставили к «Шатуну», уложили лицом вниз на парковку. Потом сняли наручники. Ключи бросили рядом на асфальт. Голос, говоривший ранее о «хозяйке» Тобиаса, сказал, чтобы я не поднимал головы десять секунд. Я послушно лежал, пока машина не отъехала, потом кое-как поднялся и побрел к краю парковки. В темноте растворялись габаритные огни машины. Красной. Может быть, «Форда». Рассмотреть номер не смог – было слишком далеко.
Свет в баре уже не горел, и моя машина была единственной на площадке. Звонить в полицию я не стал, а сразу поехал домой и всю дорогу боролся с тошнотой. Рубашка и джинсы выглядели не лучшим образом, и дома я сразу их выбросил. Хотелось залезть под душ и содрать с себя грязь из «Голубой луны», но я просто постоял в ванне, чувствуя, что не готов ощутить бьющую в лицо воду.
В ту ночь я дважды просыпался оттого, что простыня касалась лица. Дважды отбивался, махал в панике руками. После второго раза лег на простыни сверху, не накрываясь, и долго лежал, как карты, тасуя имена: Дэмиен Пэтчет, Джимми Джуэл, Джоэл Тобиас. Я прокручивал в памяти голоса, вспоминал унижение, которое пережил, когда они пригрозили, что изнасилуют меня. Я понимал, что должен хорошо запомнить их голоса, чтобы узнать их в следующий раз. Злость и ярость растекались по мне как электричество.