А мужчина, будто поняв, что она, спохватившись, собирается отказаться от встречи, торопливо завершил разговор:
– Отлично! В четыре я заеду за тобой куда скажешь. Возьму машину напрокат.
– По Барселоне лучше гулять пешком.
– Как скажешь. Знаешь… – произнес он после паузы, – а я хотел тебя встретить. Летел в самолете и думал о тебе. Видимо, мое желание оказалось таким громким, что его услышали.
– Это просто в небе слышимость куда лучше, чем на земле, – пошутила Нора, и мужчина улыбнулся:
– Возможно.
Они попрощались и разошлись в разные стороны, чтобы в четыре вновь встретиться. Нора, находясь в эфире воспоминаний, поднялась по ступеням автобуса и, уже заняв место у окна, поняла, что улыбается и выглядывает в толпе спину того, кто неожиданно прилетел из ее прошлого в настоящее. Но она одернула себя: прошлое оказалось отсечено не только границами и морем, но и ее поступком, за который она поплатилась. Это был ее выбор – отказаться от Сергея, от их ребенка и улететь в другую страну, где она, хоть и не желала этого признавать, так и не нашла себя.
Время в этот день в офисе одновременно и тянулось, и летело стрелой, будто вдруг разделилось на два измерения, в которых Нора существовала одновременно. В одном она поглядывала на часы и отмечала, что цифры меняются так неторопливо, будто минута стала равна десяти. В другом же, наоборот, дела спорились, письма печатались с невероятным вдохновением, и во всей этой круговерти душа пела и наполнялась светом, будто не повседневную работу Нора выполняла, а готовилась к празднику. Эти два измерения накладывались друг на друга и почти совпадали, как снятый на кальку рисунок с оригиналом. Но стоило Норе в очередной раз бросить взгляд на часы, надеясь, что в делах пронесся еще час, и увидеть, что на самом деле всего треть, – и два рисунка опять расходились в линиях, а время распадалось на измерения. Может, все дело было в том, что утренняя встреча напитала вдохновением, с которым работалось едва ли не втрое быстрее, но эффект замершего времени усугублялся ожиданием часа Х. Ведь всем известно, что, если смотреть на часовые стрелки, они перестают двигаться.
Но когда наконец рабочий день подошел к концу, Нора вдруг замешкалась. Слишком тщательно расчесывала у зеркала свои светлые, достающие до лопаток волосы и долго маскировала тональным кремом никому, кроме нее, не видимое покраснение на подбородке. Но на самом деле за этими привычными манипуляциями скрывалось желание привести в норму сбивающееся от волнения дыхание. Нора побрызгала на запястья немного духов и, чтобы избежать расспросов коллег, торопливо со всеми распрощалась.