Ещё одна довольно весомая причина, которая, возможно, и служила истинной причиной её головной боли, заключалась в том, что вот уже на протяжении трёх недель у неё была задержка. До последнего времени Анфиса не придавала этому значения считая, что это всего лишь временное явление, пока в один прекрасный момент её прагматичный мозг не уловил то, что грозило обратить в прах все её честолюбивые планы.
На данный момент о рождении ребёнка не могло идти никакой речи, и единственной альтернативой беременности в её представлении был аборт.
Сегодня она собиралась выйти на работу пораньше (тем более, что окружающая обстановка отнюдь не способствовала тому чтобы задерживаться в этом сумасшедшем доме, который, казалось, был собран из какофонии всевозможных и крайне раздражающих звуков), для того чтобы приобрести в ближайшей аптеке тест на беременность и использовать его при первом же посещении туалета. Если результат будет положительным, то свой вердикт не рождённому ещё ребёнку она уже вынесла.
Уверенными мазками она нанесла косметику на лицо, одела отутюженные ещё с вечера белую блузку и чёрную юбку, и покинула свою крошечную, и давно опостылевшую, комнату.
* * *
Сегодня Филипп вышел гулять с собакой непростительно поздно, заставив бедное животное битый час проскулить в коридоре перед входной дверью. Обычно Филипп вставал в начале восьмого, но сегодня по какой-то необъяснимой причине он крепко проспал до девяти. Вполне возможно, что всему виной был сон, но припомнить после пробуждения, о чём он был Филипп так и не сумел. Единственное ощущение, которое после него осталось, это неотступное чувство тревоги.
Выйдя из подъезда дома расположенного по улице Мира, Филипп направился вместе со своим псом в сторону Кировского парка — их излюбленного места для утренних прогулок. Пока его питомец деловито обнюхивал каждый попавшийся на его пути кустик, Филипп, неспешно следуя за собакой, как обычно погрузился в раздумья.
Обычная ассоциация с именем Филипп — огромный, чернявый, косматый детина, прыгающий по сцене, но в отличии от своего эстрадного тёзки он не отличался ни ростом ни особыми вокальными данными. Скорее даже напротив он был щуплого телосложения, невысокого роста, в любом обществе всегда незаметный, невзрачный.
Он и собаку завёл потому, что остро нуждался в друге, так как следствии этой своей феноменальной неприметности оказался совершенно неинтересным для любого общества.
Но его пёс действительно оказался настоящим другом — всегда и всё понимающим, радующимся и грустившим вместе с ним, сочувствующим и любящим. И Филипп мог гордо сказать, что теперь он не один, в этом мире их уже двое. Имя же его пёс носил вполне соответствующее — Дружок. Это была беспородная дворняга, между тем обладающая удивительной сообразительностью. Она была не слишком мелкая, но и не крупная, как, к примеру, ротвейлер.