Сейчас у него ещё была надежда. Была, пока он не наткнулся на внезапно вставший перед ним стальной забор. Это стало для него полной неожиданностью.
Он, вновь и вновь обжигая руки, бежал вперёд, расчищая себе путь. Всюду на него скалились прутья стальной ограды. Если бы он попытался её перелезть, то за это время преследователь, наверняка нагнал бы его. Конечно, это могло быть и неправильное решение, навеянное страхом, но, тем не менее, остановиться он уже не мог.
А сзади, всего в паре-тройке шагов от него на бегу протягивая к нему свои окровавленные руки, бежал преследователь.
Неожиданно прямо перед Филиппом открылась небольшая прореха в стальной изгороди. Один из металлических прутьев был вывернут. Филипп словно маленькая напуганная мышь, со всех ног спешащая укрыться в своей маленькой и безопасной норке, не задумываясь ни на мгновение, проворно метнулся в открывшуюся щель. Проскальзывая в узкий зазор, он, в который раз, обернулся назад, для того чтобы свериться с местоположением преследователя и издал вздох отчаяния. Сзади уже на расстоянии вытянутой руки возвышался как исполин его безумный преследователь.
А в следующее мгновение его левая нога попала в рытвину, и он упал навзничь. И теперь лишь одно короткое мгновение отделяло его от неимоверной гибели…
* * *
Глядя на Всеволода со стороны можно было подумать, что его тело словно невесомое парит над землёй повинуясь даже самому лёгкому порыву ветра, но даже этой невероятной лёгкости ему не хватало для того чтобы оторваться от его неутомимых преследователей.
Всеволод ставший невольным свидетелем того как эта обезумевшая толпа расправлялась с теми кто встречался на её пути, был твердо уверен в том, что если ОНИ его настигнут, то ожидать от них пощады уже не стоит.
Он бросил стремительный взгляд через плечо, для того чтобы узнать расстояние которое в данную минуту отделяло его от преследователей. К его непередаваемой (невыразимой) досаде эти чудовища были гораздо ближе, чем несколько секунд назад, а ещё совсем недавно он наивно надеялся на то, что сможет от них оторваться. Похоже, что даже его тренированное тело, за образцовое состояние, которого в прежние времена он всегда испытывал гордость, было не в силах выдержать тот нечеловеческий темп, который задавали его неутомимые преследователи. Он пришёл к невесёлому заключению о том, что ещё минута другая такого яростного спринта, и он непременно окажется в их окровавленных лапах.
Эта мысль лишала его сил, которые сейчас были так необходимы для продолжения борьбы за его собственную жизнь.