Мотоцикл стремительно снижал скорость, начиная вязнуть в этой человеческой трясине, и Леонид уже начал было прощаться с жизнью, когда вдруг неожиданно вырвался из бесконечной, уже казалось, толпы. Примерно в тоже самое мгновение номерной знак, прикрученный к пластиковому крылу, облегчающему вес конструкции, за который зацепилась лямка комбинезона, вырвался из своих креплений и обезображенная девица, проскользив на животе ещё пару метров, остановилась, но затем тут же вскочила на ноги и вместе с остальной ватагой безумцев бросилась вслед за удаляющимся мотоциклом. Её и без того небольшая, едва развившаяся грудь теперь отсутствовала вовсе, превратившись в липкий след оставленный на асфальте — на её месте, сквозь лоскутки кожи и мышц, мерцали рёбра.
Ощутив такую желанную свободу, Леонид вновь прибавил скорость, и едва не упал вместе с мотоциклом на асфальт. Оказалось, что теперь его шикарный мотоцикл уже не так хорош и безопасен как прежде, до столкновения: на переднем колесе появилась внушительная восьмёрка и теперь, как только он начинал наращивать скорость, мотоцикл начинало лихорадочно дёргать из стороны в сторону и если бы он поспешно не сбрасывал скорость, то в итоге не смог бы удержать руль в руках и наверняка был бы сброшен на асфальт.
И хотя теперь он здорово потерял в скорости успокоить его могло то, что дальше на его пути уже не попадалось столь огромное количество безумцев и ему с лихвой хватало тех сорока-пятидесяти километров которые выдавала его НОNDA.
А ещё спустя четверть минуты он свернул на перекрёстке и устремился к выходу из города по направлению к Томску.
* * *
Эдуард неподвижно стоял у окна, прижимаясь лбом к прохладному стеклу, и вслушивался в размеренное биение волн целого моря из окровавленных истерзанных тел, закрывающего всё видимое внизу пространство. По поверхности толпы регулярно пробегали волны — что делало полным сходство этой огромной пёстрой человеческой массы со зловещим, смертельно опасным разбушевавшимся морем.
В этом необычном ритме было что-то гипнотическое, убаюкивающее.
Чем больше он смотрел вниз, тем сильнее ему казалось, что он смотрит вовсе не на необъятную толпу, а на неспокойную морскую гладь.
А затем на мгновение Эдуарду показалось, что он потерял над собой контроль.
Всего лишь на одно единственное мгновение, но как оказалось, его было достаточно, чтобы сразу же произошло непоправимое.
Эдуард, не осознавая того, что он сейчас делает, резко отклонился назад всем корпусом, а затем с неимоверной скоростью устремил своё тело обратно, навстречу большому панорамному стеклу.