Две недели спустя наш небольшой отряд вступил в старинный русский город Ярославль, где заканчивала свое формирование освободительная армия. Вельяминов, очевидно, оповестил вождей ополчения о моем прибытии, так что удивления мое появление не вызвало. Князь Дмитрий Михайлович принял меня весьма радушно, как дорогого гостя. Чтобы не позорится своим поношенным камзолом плохо пережившим последние перипетии моей нелегкой жизни я к тому времени переоделся в более менее русское платье. Моя новая одежда заслуживает отдельного описания. Во первых это добротный тёмно-красный кафтан с нашитыми галунами. Кафтан этот на мой европейский вкус довольно длинный, а вот по местным меркам скорее короткий, чуть выше колен. Такого же, как и кафтан цвета, шапка с меховой опушкой. Опушка как особенно подчеркнул Анисим, была соболиною, потому как на Руси начальные люди собачьи не носят. Припомнил стервец! Только сапоги остались свои, поскольку рейтарские ботфорты вещь крепкая, и сшиты по мне, а другие быстро не построишь. Вообще такой покрой не совсем русский, а скорее польский или даже венгерский. Но, по крайней мере, сейчас я не сильно отличаюсь от окружающих. Отсутствие хорошей бритвы привело к тому, что я зарос небольшой бородкой, которую впрочем, старательно старался подравнять на испанский манер. Как получалось бог весть, поскольку хорошего зеркала тоже не было. Столовый прибор, когда-то подаренный мне матерью, остался у пана Мухи-Михальского, так что ел я, не чинясь, как и все окружающие, отрезая мясо ножом.
За столом помимо князя сидело немало русских дворян разной степени знатности и родовитости. Многие из них вопросительно поглядывали в мою сторону, иные равнодушно, а некоторые даже враждебно. Я старался вести себя как можно естественнее. То что подавали ел, что наливали пил, все при этом нахваливая, стараясь, впрочем, не переедать. Что, принимая во внимание размеры порций и радушие хозяев, дело было совсем не простое. Когда все насытились, пора было переходить к делам, но начали опять издалека. Вот хоть убей не могу понять какое отношение к сложившейся обстановке имеет моя знатность и величина моих земель, но когда спросили я проявив похвальную скромность перекинул вопрос на Аникиту, дескать боярин Вельяминов сам все видал. А мне похваляться своим добром вроде, как и не скромно.
К моему удивлению моя показная скромность всем понравилась, хотя некоторые, услышав что я величаю Аникиту боярином поморщились. Вельяминов же, не чинясь, стал рассказывать, да так складно, что я сам сидел заслушавшись. Вот не замечал я за ним прежде такого красноречия. Итак, Мекленбургские земли по его словам, хотя не велики, но весьма обильны. Народ там живет смирный и богобоязненный и только и делает, что благословляет своего правителя, то бишь меня, и исправно платит подати. Городов под моей рукою никак не менее двадцати и в самом худом больше каменных домов, чем было в Москве до смуты. А роду я знатного и веду его от, ни много ни мало от самого князя Никлота, а в родне у меня король свейский, да еще датский и аглицкий тоже родня немалая, при всем при том что и сам я роду королевского.