В общем, мой монолог возымел нужное действие, и вскоре с одним из студентов ХТИ мы отбываем к Макаренко, в коммуну имени Дзержинского. Правда, поначалу подопечные Щербакова довольно резонно, с их точки зрения, недоумевали:
– А на кой ляд нам к беспризорной шпане соваться? Не проще ли обратиться в одну из Харьковских школ?
Пришлось разъяснить свой выбор:
– У Макаренко в коммуне действует юнармейское училище. Так что там и дисциплина построже будет, и найдется, кому приглядеть, чтобы энтузиазм через край не хлынул. И коли там всё получится, перенести их опыт в обычные школы, привлекая к этому делу инструкторов начальной военной подготовки.
Студент вполне оправдал мои ожидания. Речь перед воспитанниками коммуны завернул – заслушаешься! Даже про Циолковского не забыл помянуть, и про полеты в космическое пространство. Так что чуть ли не вся коммуна скопом кинулась в кружок ракетного моделирования записываться. Но и тут парень не подкачал:
– Так, ша! – прикрикнул он на шумящее и волнующееся море стриженых голов. – Дело это не только сложное, но и опасное, и подходить к нему надо с военной дисциплиной. Записывать в кружок будем только учащихся седьмых-девятых классов, имеющих отличные оценки по химии, и сдавших экзамен по технике безопасности!
Самым сложным оказалось уговорить инструкторов юнармейского училища взять на себя надзор над взрывоопасным творчеством воспитанников. Однако мой авторитет члена ЦК, и дошедшие до них слухи о моих хороших отношениях с Котовским и даже с самим наркомом, все же возымели действие.
Массовое ракетное моделирование выходило на старт…
Возвращаясь на поезде из Харькова, я раз за разом прокручивал в памяти события, случившиеся за три недели до моей поездки…
Когда в начале июля вышел номер «Комсомолки» со статьей Шацкина (надо же, и название осталось то же – «Долой партийного обывателя!»), гром, вопреки моим ожиданиям, не разразился. Разразился он на следующий день, когда в той же газете появилась статья Стэна «Выше коммунистическое знамя марксизма-ленинизма!». Словосочетание «марксизм-ленинизм», мне честно говоря, претило, в том числе и потому, что самого Маркса коробило от слова «марксизм», да Ленин не согласился бы, чтобы его имя лепили приставкой к марксизму. Кроме того, изобретатели термина «марксизм-ленинизм» явно хотели дать понять, что это – вовсе не то же самое, что «просто марксизм», а то, что хотят туда вложить сами изобретатели. Но устраивать склоку ещё и по этому поводу ни мне, ни Стэну не стоило, тем более что хватало причин поважнее. Впрочем, я отвлекся.