Обо всех грязных делишках, учиненных в пользу друзей-клинобородых, рассказал Гаевой. И о том, как избивали сотрудников своих друзей, как спаивали их, и обо всех других неблаговидных деяниях. Ничего от следствия не утаил, надеясь на смягчение наказания для себя лично. Он даже бородку свою сбрил. Будто тем от учиненных им пакостей очиститься мог.
Все другие клинобородые тоже ни в чем не отставали от бывших прокурора, журналиста и милиционера. Кто во что горазд был, кто насколько сумел, столько и вылил грязи на своих бывших бородатых товарищей по общим пьянкам и неблаговидным делишкам.
Одному только Гарику все же удалось без особенных утрат для своего личного имиджа избежать судебного преследования. Но и его папан вынужден был его в Киев забрать. Скорее всего, он там свой новый клуб собирать будет. И докторскую диссертацию дописывать…
— Ну что, гражданин Скребков? И дальше будем перед следствием святую невинность изображать? Или пора уже и сознаться в том, что сотворили? Вот, товарищи ваши, клинобородые, во всем сознались.
— Не верю! Не могли меня друзья так оболгать!
— Ну, почему же сразу, «оболгать»? Чем же вы членам вашего клуба так насолили, что они, все вместе, такие неправдивые показания о вас дали? Можете с ними ознакомиться.
Следователь подсунул к Скребкову несколько листов бумаги, густо исписанной руками его вчерашних друзей. Как они могли! Как могли так очернить своего друга Николя? Друзья ли они ему после этого? Вот сколько на него нагородили! Но, как ни крути, как хвостом не виляй, а все, написанное ими, правда. Горькая, невыгодная для него, Николя, но, все-таки, правда. Самому-то себе в том признаться можно. Хотя и возражать всему тоже можно…
— А чего она сразу — по морде?…
— Кто, «она», Скребков? И кому это «она» по морде дала?
— Так мне же и дала! Галька. Васькина жена.
— Ну-у, если она вам по морде дала, то, скорее всего, было за что. Хм, по морде… Если бы сам Василий бил, то бил бы не по морде. А мог бы, в соответствии с вашим же лексиконом, и в харю дать. Или в рыло заехать…
— А что я такого сделал, что она меня?…
— Наверное, осмелились домогаться ее? Или я ошибаюсь?
— Да какое там домогание! Только и того, что за сиську схватил. И коленку немножко погладить хотел…
— Так вот оно что! Что же вы десятую заповедь Господнюю перед тем не вспомнили? Или вы мусульманин?
— Какой там мусульманин? Какие заповеди? Одну ли я метелку так лапал? И всем нравилось.
— Ох, Скребков, Скребков! Вы уже четвертый десяток разменяли, а разума так и не набрались.
— А что его набираться, того разума? Живи, как живется! Бери, что в руки дается! Вот и весь разум…