— Да побойтесь Бога, Макар Иванович! Зачем же мне друга убивать? У нас столько замыслов было. Работы — на десятки лет… А вы — убил! Вместо того, чтобы настоящего убийцу искать.
— Ну, ты посмотри на него! Уже и «Макар Иванович»! А то о свинье, о ее рогах трепался. Не раз тебе еще эти рога припомню. Кровью харкать будешь, но о рогах не забудешь…
— Да и вы не святой! Говорили бы со мной по-человечески, то и я слова плохого не сказал бы. А так — извиняйте. И вы в кадетском корпусе не учились, и я об институте благородных девиц только понаслышке знаю. С чем вы ко мне пришли, тем я вам и ответил. Так что мы квиты. И если вы сами уважаете свою форму, то давайте разговаривать культурно, не обижая друг друга. Я, конечно, далек от юридической казуистики, но хорошо знаю, что преступником, тем более убийцей, меня может признать только суд. А вам такими словами разбрасываться не позволено.
— Вишь, как заговорил! Ты мне о законе не разглагольствуй. Не тебе меня учить. Зеленый еще! Здесь я — хозяин! И закон — тоже я! И все, что я говорить буду — закон для тебя! А ты под арестом находишься. И отвечать на все мои вопросы обязан.
Николай только глянул на него искоса. Глянул, и отвернулся. А Макар за такое неуважение к представителю закона еще больше разозлился. Даже покраснел весь, как спелый помидор.
— Вот у меня тут лампа рентгеновская есть… Как посвечу на тебя, так все нутро твое гнилое и увижу. Тогда и сам о себе все расскажешь.
Упрямый слуга Фемиды, каковым он сам себя считал, направил прямо в лицо Николая настольную лампу, заставив того прищуриться и отвернуться от яркого света.
— Ты сюда смотри, не отворачивайся! Смотри, и рассказывай все!
— А я, Макар Иванович, еще не завтракал сегодня. Ночью в туалет ходил. Так что, в моих внутренних органах вы, даже со своим «рентгеном» ничего не увидите. Разве что, на себя посветите. Сравните. Вы ведь тоже — из внутренних органов…
К его счастью, Макар не уловил иронию слов подследственного. Он продолжал упрямо наводить на него яркую лампу, надеясь таким образом вывести его из равновесия и подавить психику. Но Николай упрямо отворачивался от света. Но, в конечном итоге, не выдержал:
— Если я арестован, то покажите мне ордер на арест. Это, во-первых. А во-вторых, если есть такой ордер, то я хочу взглянуть на него. А также настаиваю на присутствии на моем допросе адвоката. И, в-третьих, или вы будете ко мне на «вы» обращаться, или разговора у нас вообще не получится. Я, насколько помню, свиньи с вами не пас…
— Ух-ххх! — кулак милиционера со смаком врезался в живот Николая. У того аж свечи в глазах стали, и дыхание ему перехватило. Он сразу же почувствовал себя рыбой, которую неожиданно выбросили на берег и которая никак не может ухватить необходимую для дыхания порцию кислорода из незнакомой ей среды обитания. Руки сами собой сжались в кулаки. Казалось, что эти кулаки, не дожидаясь импульса центральной нервной системы, тут же начнут отбивать чечетку на голове сразу же ставшим ненавистным ему милиционера. Но удержался. Рассудительность таки взяла верх. Только зубами заскрипел в бессильной злобе.