Голощекин собирался в фанзу. Никого из своих там быть не должно. А даже если появятся, Никита вполне правдоподобно объяснит свой интерес недавними подозрениями сержанта Братеева. Не самый лучший выход, конечно, — зачем лишний раз засвечивать фанзу, но по-другому не получится.
Он свернул с грунтовки на проселочную дорогу, проехал еще с километр и затормозил. Выключив мотор, легко спрыгнул на землю и, раздвигая крученые, высохшие плети таежных лиан, углубился в лес. Миновал частый ельник и, остановившись на краю, внимательно осмотрелся.
Фанза сиротливо стояла на поляне. За ней, чуть дальше, возвышался широкий пологий склон, заросший низким колючим кустарником. Если подняться по нему, а затем спуститься, то можно отыскать хитрую тропку, которой обычно и пользовались курьеры-китайцы. Когда-нибудь по этой тропке придется пройти ему самому.
Голощекин выбрался из укрытия и, подойдя к фанзе, открыл сырую дощатую дверь. Внутри воняло плесенью — окошко в противоположной стене было закрыто. Ящики по-прежнему громоздились один на другом, и капитан, вглядевшись, безошибочно выбрал второй снизу. Составив лишние на пол, достал нужный, подцепил штык-ножом крышку — серебристые рыбьи тельца были, как обычно, упакованы в полиэтилен. Голощекин вытащил одну рыбину, освободил от пленки и аккуратно вспорол суровую нить, скреплявшую края разрезанного и выпотрошенного брюшка. Извлек пакетик с белым порошком, достал из кармана небольшой холщовый мешок и переложил туда пакетик.
Следующий час он занимался тем, что вспарывал нитки и перекладывал пакетики с порошком из рыбьего нутра в холщовый мешок. В фанзе уже вовсю пахло рыбой.
Покончив с этим занятием, Голощекин завернул рыбу обратно в пленку — как и положено, каждую по отдельности, — закрыл ящик и поставил его третьим снизу; те, кто придут проверять, сразу поймут, что товар забрали.
Холщовый мешок он расправил, придав ему плоскую форму, и спрятал в планшет. Огляделся и вышел, осторожно прикрыв склизкую дверь.
У него оставалось еще два часа — надо съездить к Папе, а если его нет — дождаться или найти, чтобы передать ему холщовый мешок.
Голощекин выбрался на дорогу, сел в «уазик» и поехал в город.
Папа работал начальником автобазы. Хлебная, что ни говори, должность, но и она не позволяла жить так, как Папа мог бы себе позволить. Тогда зачем ему все это? Нет, конечно, времена меняются, и кажется, что жить и вправду стало еще лучше, еще веселее. Собственник легковушки и кособокой дачки с огородом уже вызывает у людей не подозрение, а зависть. Но это — предел мечтаний, последняя черта, граница. Все, что выходит за пределы, подлежит осуждению и наказанию. Поскольку известно: честно заработанных денег хватает только на то, чтобы запасаться от случая к случаю дефицитным харчем и столь же дефицитной туалетной бумагой. Неужели эти — там, наверху, в своих серых каракулевых шапках — всерьез думают, что народ работает не за страх, а за совесть? И на благо общества? Нет, народ работает на сортир, потому что хватает ему только на то, чтобы пожрать и подтереться.