Иван пожал руку Анфисы, ободряюще улыбнулся, и в двери больницы они вошли уже порознь. Ритуал этот продолжался вот уже на протяжении года: целомудренное касание руки, улыбка перед началом рабочего дня, а на работе – маска холодного равнодушия.
– Иван, в отделении о нас уже судачат, придумывают небылицы, – смущаясь, проговорила Анфиса.
– Пусть судачат, – уже погруженный в предстоящую работу, ответил тот. – На чужой роток не накинешь платок. Меня не жди, домой одна поезжай, как закончишь.
– Что-то случилось?
– Случилось.
Анфиса ждала объяснений, но Иван, как бывало уже не раз, шагнул в дверь, не договорив свою мысль. Здесь, в больнице, он превращался в Ивана Анатольевича, с которым у медсестры Анфисы не может быть ничего общего. По сути, так оно и было. Их сосуществование напоминало театр абсурда. О ее чувствах Иван давно догадался, о чем не преминул сообщить в свойственной ему сухой, почти официальной манере. И сразу же дал понять, что надеяться Анфисе не на что. Не потому, что она не подходящая для него кандидатура, которую не одобрит мама, и прочее. Просто он не хочет заводить серьезных отношений, которые будут для него только обузой.
Несколько раз в неделю Анфиса оказывалась в постели Ивана, где была самой счастливой женщиной в мире. Ровно до того момента, как он, начиная засыпать, выпроваживал ее в другую комнату, за которую, кстати, Анфиса продолжала исправно платить каждый месяц.
– Я привык спать один. – Иван целовал Анфису в лоб, давая понять, что ей пора. – Если ты останешься, утром я буду как вареный. Ты ведь понимаешь? Знаю, что понимаешь.
Утром под испепеляющим взглядом Паулины Андреевны Анфиса чувствовала себя последней шлюхой. Ей хотелось верить, что мать Ивана ни о чем не догадывается, но здравый смысл не позволял ей так думать. Он боялась себе представить, что будет, если однажды Паулина Андреевна увидит ее выходящей ночью из комнаты сына.
После того как Иван сказал: «Случилось» – и поспешно ушел от нее, Анфиса представляла себе самые страшные картины, на которых ее Иван последовательно делил постель с каждой сотрудницей их больницы. Основания для подозрений у нее были, в отделении давно ходили слухи о горячем темпераменте их доктора, в чем сама Анфиса убеждалась каждый раз, как оказывалась с ним в койке. Но даже не это пугало девушку. Она до смерти боялась, что Иван влюбится в другую женщину. Тогда ей придется распрощаться даже с теми тайными свиданиями, которые свершались под покровом стыда и омерзения к себе, когда Анфиса рыдала, кусая подушку, обещая больше не поддаваться собственным желаниям. Она убеждала себя, что справится, она же сильная. И она была сильной ровно до того момента, когда Иван как бы невзначай касался ее руки своими сильными мужскими пальцами, улыбался одними уголками губ. Стороннему человеку – жесты совершенно незаметные и ничего не значащие, но не для них двоих.