— И взятки вы тоже по доброте душевной берёте! — возмутился Коленвал.
— Ни единой в жизни не взял.
— Значит, не боретесь со взяточничеством в собственном аппарате.
— Потому что если никто не будет их брать, — пожал плечами наместник, — вход в приёмную просто завалят. Неужели вы сами не видели реакции петербержцев на введение нового налога? Может, это я их подговорил тащить к моим дверям весь свой скарб?
— Вы же знаете, что новый налог Петербергу во вред, — мягко заметил Хикеракли, и Коленвал вдруг сообразил, что он по-прежнему на удивление серьёзен. — Почему вы не попытались ничего сделать?
— Не попытался? — наместник высокомерно поморщился. — Я немедля направил в Четвёртый Патриархат свои рекомендации. Четвёртый Патриархат ответил, что не может выдать Петербергу эксклюзивные права, поскольку это вызовет возмущение в других населённых пунктах, но может отложить введение налога на срок до двух с половиной лет, то есть до расширения города. Но, поскольку меня скоро сменяют, рекомендацию должен подтвердить и новый петербержский наместник. Он успел бы.
Хикеракли растерянно откинулся на стуле.
— Вам бы, сударь, людям это объявить, глядишь и успокоились бы.
— Вы слишком нетерпеливы. Это не мгновенные процессы.
— Хватит заговаривать нам зубы! — закричал Коленвал. — Этот закон глуп и бесчеловечен по сути своей, правки и сроки тут значения не имеют!
— В вымирающих городах за Уралом считают иначе.
— И как будто дело только в нём. Пакт о неагрессии не умнее, это попытка насильственно запретить человеческую природу!
— Это попытка помешать людям делать друг другу больно и страшно, — отозвался наместник, — и в Европах она работает.
— Вы уверены? — Хикеракли наклонил голову. — Вы же знаете о сейчашних Европах только по переписке.
Наместник невесело усмехнулся. Вообще, пусть и с неохотой, ему следовало отдать должное: будь Коленвал на его месте и в его возрасте, он ни за что бы не стал тратить время на пустые объяснения с какими-то, как выражается Гныщевич, малолетками, револьвер не револьвер. Он, собственно, и на своём бы месте не стал. Но куда больше недоумения вызывал у Коленвала сейчас Хикеракли.
Он являл собой воплощение фразы «прислушиваться к чьим-то словам», револьвер не револьвер. Наместника рассматривал очень внимательно.
Коленвал тряхнул головой, отгоняя свои наблюдения. Хочет пялиться — пусть пялится.
Хикеракли развёл руками.
— Да мы ж вас не бьём, хэр мой Штерц, не обижаем. Ежели вы во всём правы, то и поможете нам не допустить военной, что называется, диктатуры, раз уж вы такой многомудрый и всё-то понимаете. Поможете же?