Алмазы. Повсюду алмазы. «Ну конечно, это не так, бриллиантов такого размера не водится и в коронах европейских монархов, — чуть самодовольно разъяснял когда-то в «Пёсьем дворе» Золотце. — В основном шпинель и хрусталь, кое-где обычное стекло. А вот сапфиры над зеркалом — настоящие».
А всё же алмазы! От бесконечно переворачивающих свет граней у Приблева зарябило в глазах. Слуга велел ему подождать господина Гийома Солосье тут же, в передней, поскольку хозяин пребывал в голубятне. Приблев покорился.
Когда рябь в глазах улеглась, он обнаружил, что в другом конце передней, на обитой изумрудным бархатом софе, сидят граф Набедренных с наделавшим давеча столько шуму оскопистом.
— Граф! — немедленно протянул руку Приблев, перебегая переднюю. — И господин м-м-м… мы не представлены. Я Сандрий Придлев, но можете называть меня Приблевым, — он улыбнулся. — Это потому что я работаю счетоводом такое прозвище дали.
— Рад знакомству, господин Приблев, — с ответной улыбкой склонил голову оскопист. — Веня.
Удивительно, что, несмотря на догоравший за окном сентябрь и прохладный ранний час, одет оскопист — Веня — был в одну лишь лёгкую рубашку, а верхней одежды поблизости не виднелось. А впрочем, может, у него по врачебным причинам с температурой всё иначе? В остальном же Веня выглядел совершенно здоровым — даже, пожалуй, холёным. Неожиданно худым (а Приблев был готов поклясться, что от кастрации полнеют!). Тот его глаз, что не скрывался за кокетливой чёлкой, лучился своеобразным теплом — будто снисходительным, но лишённым жеманства (а Приблев, опять же, готов был поклясться — но, выходит, и о других сторонах оскопизма ничего он не знает). Глаз этот был светло-карим, почти золотистым, и Приблеву бессмысленно подумалось, что эстетствующий граф вполне мог привести своего, видимо, друга в переднюю к Золотцу потому только, что больно уж красиво Венин типаж вписывается в интерьер.
И всё же рубашка на голое тело не давала покоя. Интересно, издалека он в таком виде шёл? Приблев не имел никакого представления о том, где в городе располагаются оскопистские салоны. И, кстати, он думал, что оскопистам из них выходить в целом не полагается.
Руки Веня не подал, и потому Приблев сделал это сам.
— Очень рад знакомству, — повторил Веня, не шевельнувшись.
Вышло неловко.
— Вы, полагаю, к Золотцу? Давно ждёте? — невольно зачастил Приблев. — А я к его отцу, ха, легендарному, сами понимаете. Видели, что творится на площади?
— А который уж час? — как-то недовольно уточнил граф.
— Думаю, около девяти.
— Ах, Жорж! Мы ведь договаривались заранее, что ж такое, — сетуя, граф Набедренных даже позволил себе экспрессивно дёрнуть плечами — ровно так, как делает сам Золотце. — Официанты из «Нежной арфы» обещались сегодня провести нас на утреннюю репетицию. А там ведь такая секретность — премьера, новый сезон! Только через официантов и можно пробраться. А господин Золотце до девяти изволит пропадать. Неужто у него опять производственные накладки?