Приблев ровным счётом ничего не слышал о том, чтобы Золотце работал на некоем производстве, тем более ночью, да и отец его занимался своим делом индивидуально. Но граф на сей счёт распространяться не стал, а отмахнулся вместо этого беспечным жестом и чрезвычайно любезно Приблеву улыбнулся:
— Не желаете с нами на репетицию, господин Приблев? Только чёрным ходом и в официантском, но это сущие мелочи перед возможностью урвать вне очереди глоток искусства!
Приблев улыбнулся в ответ.
— Боюсь, собственные производственные дела не позволяют, — извинился он, — рабочий вопрос к господину Солосье.
— Не мучайте его, граф, — Веня говорил чрезвычайно учтиво, но нотка покровительственности всё равно мерещилась. — Разве вы не видите, что площадь волнует господина Приблева сильнее искусства?
— Площадь-площадь, будь она неладна, — граф Набедренных печально вздохнул. — Как же так вышло, что идея площади выродилась до беззубого подношения даров со смутными целями?
Приблев хотел было сказать, что дары иногда ещё и подбрасывают — прямиком в дверные створки! — но Веня его опередил:
— Вы правы, граф, но не до конца. Вчера, например, с площади в приёмную вошёл поджигатель. Замяли, разумеется, инцидент — тем более что поджигатель оказался душевнобольным. Настолько, что его и со службы в Охране Петерберга прогнали прошлым летом, — он помолчал, а потом добавил с неожиданной тоской: — Идея площади распалась на вырожденческие дары и не менее вырожденческих душевнобольных. Так ещё страшнее.
— А вы, господин… Веня, осведомлены о происходящем лучше моего, — удивился Приблев. — Откуда вам всё это известно? И знаете, о поджигателе на площади ни слова, будто уже забыли. А вы тоже правы, граф: вот и меня удивляет смутность целей. Чего они хотят добиться?
Веня сверкнул единственным обозримым глазом.
— О, это прекрасно само по себе, — его сарказм звучал зло. — Когда они стоят на площади, все как один твердят, что Городскому совету следует строчить слезливые письма в Столицу, упирать на бедственное положение нашего города и канючить о поправке. Стоит же им зайти внутрь — о чудо! — половина вдруг вспоминает о личном благосостоянии. Например, просит записать их ненаглядным сыновьям несуществующих незаконнорождённых детей. Один раз вложиться ведь вернее, чем на неясный срок оказаться под бременем налога! Проще хотя бы планировать финансы. Так вот: в Городском совете за сиротскими домами присматривает барон Мелесов — ныне он в отъезде, у него в Кирзани хворает дядюшка. И вот пока барон Мелесов стенает у дядюшкиного ложа, наши предприимчивые горожане умоляют его помощников совершить череду подлогов. Берётся сирота подходящего возраста, тайком записывается на бездетного юношу, а помощник барона Мелесова в ближайшее время попивает коллекционное вино за счёт какого-нибудь счастливого ресторатора или бесплатно шьётся у счастливого портного.