К счастью, победили противники "околпачивания". Вспучились под яростным напором трав разграфленные асфальтовые дорожки и рассыпались в прах. Утонули в буйном цветении здания санаториев. И старый город, пахнущий нагретой на солнце галькой, рыбой, морем, остался прежним -диковатым и гостеприимным.
Может быть, именно поэтому тянуло сюда туристов со всех концов света. Влажное-дыхание дикой и щедрой природы влекло сюда. Люди ехали за тридевять земель не в благоустроенную лечебницу под открытым небом, а к самой жизни, взлохмаченной и непокорной.
Пестрота цветов кожи, пестрота одежд, пестрота улыбок...
И вот сегодня весь этот пестрый Сочи хлынул раннйм утром на причал. Невозможно было понять, кто отплывает, кто провожает, кто, узнав о предстоящей экспедиции, просто пришел посмотреть, послушать, потолкаться в прощальной суете.
Это было похоже на огромный веселый праздник под бледным продрогшим за ночь небом, которое уже начало золотиться с востока, со стороны старого, давно заброшенного маяка. Два чопорных англичанина в белых бедуинских накидках пытались приподнять друг друга, чтобы по очереди оглядеться. Рослый седой негр помальчишечьи подпрыгивал, опираясь на плечи рыжего скандинава. Молоденький репортер, потерявший всякую надежду пробиться сквозь толпу, обреченно опустил в землю объективы своей камеры и плачущим голосом повторял: "Пресса, пресса". Пружинные антенны на его шлеме печально качались.
- Разрешите... Товарищи, ну пропустите же, я опаздываю!
Внушительный чемодан Нины действовал безотказнее любого пропуска люди сразу догадывались, что это один из членов экспедиции. Опечаленный репортер оживился и застрекотал камерой, а несколько "добровольцев" начали расчищать дорогу, пробуя перекричать толпу, по крайней мере, на восьми языках. Но толпа была бесконечна, и Нину засосала, закрутила гудящая рупор-воронка, и ей стало казаться, что вообще не существует ни моря, ни пирса, ни белого борта "Дельфина", а только спины и лица, спины и лица, и этот ровный, закладывающий уши гул. И трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы рядом каким-то чудом не оказался сам профессор Панфилов.
- Ну где же вы, Ниночка? Уисс волнуется. Я тоже. Уисс не выносит всего этого шума. Я, кстати, тоже...
Он подхватил чемоданы, но было уже поздно, вокруг сомкнулось плотное кольцо. Профессора узнали.
Молоденький телерепортер, едва веря в негаданную удачу, прицелился голубыми линзами:
- Товарищ профессор... Иван Сергеевич, не могли бы вы сказать несколько, слов о конкретной цели... - Он краснел и заикался, но упорно не давал дороги.- О конкретных задачах вашей экспедиции...