Меня мутит, и я подумываю, а не сделать ли перерыв, чтобы отойти и избавиться от содержимого желудка. Но вдруг Фейт пододвигается ко мне и кладёт голову мне на плечо. При этом она сдвинула ноги, и теперь они не касаются моего бедра, поэтому я кладу их себе на колени и укутываю в плед. Она сидит рядом со мной. Я чувствую, как бьётся её сердце в груди, прижатой к моей руке.
— Что произошло? — шепчет она.
Мой голос надламывается, и я собираюсь с силами, чтобы продолжить:
— Мы добрались до безопасного места, но стоило нам оставить переезд позади, как в него попал снайпер. Он упал. Я пытался поднять его и потащить дальше, но тут подбежали медики и забрали меня. Позже мне сказали, что он умер.
Рик спас мне жизнь, а сам, блядь, умер. Он мог оставить меня лежать там. Но не сделал этого.
Я чувствую влагу на щеках и ненавижу себя за это. Фейт не смотрит на меня. Она просто лежит рядом, и я чувствую слёзы на моём плече.
— Чёрт, я не хотел, чтобы ты плакала, — говорю я, притягивая её лицо к своему, и она смотрит мне в глаза.
— Как после всего этого ты продолжаешь жить? — спрашивает она.
Её рот так близко, что я могу чувствовать аромат чипсов, которые она недавно ела. Я облизываю губы. Так как хочу её поцеловать. Но мне не следует начинать что-то. Ведь мои дни сочтены.
— Не уверен, что я и вправду всё ещё живу, — признаюсь я. — В некоторые дни особенно трудно.
— Сколько времени потребовалось, чтобы научиться жить с этой ногой? — спрашивает она.
Её рука касается моего бедра, и мои мышцы напрягаются.
— Много.
Фейт утирает лицо о мой рукав и вздыхает. Я знаю, она заметила мои повлажневшие щёки, но мне всё равно. Не знаю почему, но это так. Хотя мне стоило бы об этом побеспокоиться. Ведь мужчины не плачут, не так ли?
— Мужчины плачут, — шепчет она.
Чёрт. Я что, сказал это вслух?
— Ну, если ты так говоришь, — легкомысленно выдаю я и вытираю лицо.
— Ты когда-нибудь задумывался, почему остался в живых? — спрашивает она.
— Я задаюсь этим вопросом каждый чёртов день, — брюзжу я.
Я не был достоин этого. Не был лучше перней. Выжить должен был кто-то другой. Дома меня не ждала мать, жена или хотя бы подружка. Я был одинок, в отличие от них.
— Ты веришь? — спрашивает она.
Я опускаю взгляд на неё.
— Ты имеешь в виду, верю ли я в Бога?
Она качает головой.
— Веришь ли ты в то, что есть нечто большее, чем ты?
Она поднимает палец, чтобы остановить меня, когда я открываю рот. Я не верю ни в Бога, ни в предопределение или ни какую-либо другую фигню. Больше не верю.
— И я не подразумеваю кого-то, кто отвечает за твою жизнь. А говорю о вере… В том смысле, что ты не одинок, даже тогда, когда у тебя никого нет.