Он медленно подходит ко мне. Я вращаю перочинный нож в руке, и он начинает смеяться. Ну, хоть что-то.
— Так что, если эти правила тебя устраивают, то увидимся, когда я выйду из душа.
Он наклоняется ко мне и прижимается губами к моему лбу. И, задержавшись в таком положении, делает глубокий вдох.
— Ты снова меня нюхаешь, — шепчу я.
Его грудь трясётся.
— Знаю, — шепчет Дэниел в ответ.
Наконец, он отстраняется, и в том месте, где только что были его губы, я чувствую прохладу. Мужчина направляется в ванную и закрывает за собой дверь. А я опускаюсь на край кровати, потому что не хочу никуда идти. Совершенно.
Стягиваю с себя ботинки, потому что они мокрые и грязные. Мне следует озаботиться своими носками и впредь носить только парные. Сейчас же на мне один неоново-розовый с леопардовым принтом, а другой камуфляжный. После я стягиваю через голову свитшот и кладу его рядом. Понятия не имею, что мне делать дальше.
Думаю, сложившаяся ситуация ничем не отличается от прихода домой к случайному незнакомцу, или...? Не-а. По крайней мере, я познакомила этого случайного незнакомца с моими бабушкой и дедушкой, и они знают, что я с ним. Так что я не одинока в этой Вселенной. Поэтому мне нужно либо уйти, либо остаться и покончить с этим. Сейчас я здесь. И никуда не уйду. Я зеваю в кулак — хочу вздремнуть. С каждой минутой мои веки всё тяжелеют и тяжелеют.
Дверь в ванную открывается, и Дэниел высовывает голову. Его мокрые волосы торчат во все стороны. Он усмехается мне, и это выглядит так по-мальчишески.
— Можешь сделать мне одолжение? — спрашивает он.
Мне видно достаточно, чтобы понять, что он в футболке.
Я смотрю по сторонам. Он что-то забыл?
— Какое? — спрашиваю я.
— Можешь закрыть глаза? — И строит рожицу.
— Зачем?
Ладно, это был глупый вопрос. Но назад его уже не забрать.
Он хмурится.
— Просто сделай, как я прошу. Хорошо?
Я закрываю глаза руками и слышу, как он прыгает по ковру. Звук одинаковых глухих ударов. Он снял ногу и не хочет, чтобы я это видела? Я держу глаза закрытыми, когда кровать рядом со мной прогибается, и я чувствую, как сбивается постельное бельё.
— Можешь открывать, — говорит он. — Мои прыжки по ковру нельзя назвать изящными, — объясняет он.
Я убираю руку.
— Можешь быть не изящным настолько, насколько тебе нужно. Это никак не повлияет на то, что ты мне нравишься.
— Просто... — начинает он. — В душе я снял протез, а обратно его ставить — то ещё мучение, к тому же я вроде неплохо прыгаю...
Он говорит бессвязно. Это так мило.
— Но не настолько хорошо, чтобы позволить мне увидеть это, — ухмыляюсь я.