…А князь Вершина все стоял, держа братину и глядя перед собой, будто забыл, о чем говорил. Внезапно оставленный без руководства, он растерял мысли и забыл заготовленные слова. Родичи недоуменно и тревожно переглядывались, Богорад нахмурился, понимая, что рано обрадовался выздоровлению князюшки…
…В отчаянии пытаясь спасти свою жизнь, собака уворачивалась со змеиной гибкостью, чудом избегала волчьих зубов. Она уже давно была бы поймана, если бы Лютомер не устал так за время драки с лихорадками и погони за ними. Но ярость придавала ему сил – непримиримый враг, отравлявший ему жизнь, поссоривший с отцом, чуть не лишивший всего наследия предков, был совсем рядом…
– Гони, гони, братец Белый Волк, скорее гони! – раздался сверху знакомый Лютомеру голос, и черный ворон мелькнул над головой. – Утро близко, а утром уйдет! Гони!
– Братец мой, Черный Ворон! – взвыл в ответ волк. – Куда бежит враг мой, где спастись хочет?
– Вижу выход наверх, в Явь! – прокаркал ворон, делая широкие круги. – Туда тропа лежит натоптанная!
– Где выход? В какой земле?
– В твоей земле родной, возле Угры-реки! Есть там лес дремучий, а в лесу болото зыбучее, а в болоте яма черная, проклятая, костями человечьими устланная! Яма та – ворота духа черного, духа подсадного, что сердце сосет, человека губит!
– Братец Черный Ворон! – снова взвыл белый волк. – Лети в Явь, на Угру-реку! Найди старика Просима, скажи ему, что враг его вот-вот из черной ямы вылезет! Скажи ему!
– Скажу! – ответил Черный Ворон, сделал еще круг, взмыл вверх и исчез.
Собака неслась из последних сил, иногда оглядываясь и видя преследователя совсем близко. Было так светло, что порой собака сливалась с окружающим пространством, и Лютомеру приходилось напрягать все силы, чтобы не потерять ее из виду.
Уже белело впереди пятнышко – выход в Явь. Выйдя туда собакой, Галица не сможет сразу вернуться в свое тело, но зато сохранит жизнь. А он, вынужденный ловить ее волком в Яви, окажется за много переходов от своего человеческого тела.
* * *
Старик Просим, вместе с домочадцами певший колядные песни во дворе веси Крутиничей, где жили родичи невестки, вдруг остановился и замер. Видимый ему одному, над головой кружил крупный черный ворон.
– Тор-ропись, стар-рик! – прокаркал он. – Вр-раг твой стр-рашный, что р-род твой загубил, на землю спешит! Из ямы чер-рной вот-вот выбер-рется! Тор-ропись!
Просим мгновенно все понял. Бросив мешок с пирогами, он метнулся в сени и схватил топор, один из тех, что в каждом доме лежал под лавкой, лезвием ко входу, оберегая семью. Как был, в вывернутой шубе покойной жены, в ее платке поверх козьей личины, сам страшный и дикий, как дух, бортник торопливо привязал лыжи и побежал в лес. Воодушевление священной ночи наполняло старое, почти негодное тело невиданной силой и резвостью. Просим летел, как молодой, не чувствуя своих усталых ног, зная одно – сейчас он свершит свою месть, сейчас или никогда! Волшебная ночь конца года подарила ему эту драгоценную возможность, и он был полон решимости не упустить ее, даже если за этот последний порыв придется заплатить остатком жизни.