– Ложись!
Женщины успели добежать, рядом упасть. И тут банно-прачечный отряд накрыло. Сразу четыре разрыва. Дым, пыль! И пошло. Четыре разрыва, десять секунд пауза перезарядить пушку и снова разрывы. Когда налет закончился, Игорь встал, сплюнул. Когда в отряд мыться шел, чище был. А сейчас весь в грязи, а женщины в пыли. От палаток, как и машин, ничего не осталось. И смех и грех! Как в роту голяком идти? Подошли туда, где щель была, а вместо нее воронка. Сидели бы там, уже на небесах с апостолом Петром беседовали.
– Дамочки, найдите что-нибудь срам прикрыть.
Подсуетились женщины, откуда-то принесли новые кальсоны и обмундирование. А вот сапог не нашли, пришлось в роту босиком идти. Получилось по поговорке. Пошел за шерстью, сам стриженым вернулся.
У старшего роты сапоги выпросил.
– Дай хоть немецкие.
– Свои куда дел?
– Артиллерийский налет слышал? Я под него в бане попал. И где сапоги – немцев спроси.
– Вот так вы все, а спрос с меня. Сапоги положено два года носить.
Но выдал, причем хромовые, офицерские.
– С меня коньяк или шнапс.
Старшина сплюнул.
– Сам дерьмо пей. Мне бы дедовой самогоночки!
– Это уже после Победы.
– Скорей бы уже.
Как наши войска вошли на немецкие и прочие земли, военнослужащие стали заговаривать о близкой победе. О ней мечтали в холодном и разрушенном Сталинграде, в голодном и окруженном Ленинграде, в сырых окопах под Псковом. Но это были мечты, казавшиеся несбыточными. И те, кто мечтал, до Германии не дожил, слишком долго шли – годы. А сейчас – вот они, города и фольварки немецкие и немцы уже не те. Сопротивляются отчаянно, но это отчаяние обреченных. Если эсэсманы дерутся с решимостью фанатиков, то вермахт сильно потерял в опыте, сноровке. Нет уже тех, сытых, наглых, самодовольных, прошедших и легко взявших Европу. Служили те, кто раньше имел отсрочку, юноши безусые, пожилые. Подготовка значительно хуже, опыта нет. Но пока Германия находила в себе силы сопротивляться. На Восточный фронт перебрасывались подразделения с фронта Западного, из других стран, где они располагались еще с 1939–1940 годов. Нацистская верхушка бросала в топку войны простых людей, оттягивая крах. А сами лихорадочно вывозили из страны золото и другие ценности, обустраивали места, где можно укрыться после войны – Парагвай, Аргентина, Бразилия. Полагали, что оттуда нацизм снова поднимет голову, восстанет из руин. Небольшая часть верхушки пыталась через дипломатические каналы или разведку наладить связь с американцами или англичанами, надеясь в последний момент переметнуться на сторону победителей. Сдаться Красной Армии не помышляли. Знали, что за совершенные в СССР преступления придется отвечать и пеньковая веревка будет заслуженной карой. Изменилось и поведение наших солдат. Даже отчаянные храбрецы стали избегать опасных вылазок. Игорь по роте видел. Разведчики, ходившие не раз в рейды, имевшие на счету не одного языка и полную грудь наград, осторожничали. Осознавали, что до конца войны считаные месяцы остались. Прошедшие не одну тысячу километров трудных фронтовых дорог жаждали войти и увидеть поверженный Берлин, а потом вернуться домой. Игорю в каком-то плане легче было, он точно знал развитие событий, дату окончания войны. Вот только про себя не знал – что делать будет, останется ли жив?