— А ты мне сейчас, верег, не угрожай! Не стращай моим народом.
Старик приподнялся с лавки. Его жена, которая как раз принесла обмотанный полотенцем горшок с ароматной мясной похлёбкой внутри, опасливо глянула на мужа и положила ему ладонь на плечо. Хальвдан примирительно поднял руку.
— Я не угрожаю, а предупреждаю. Нам совсем не нужны раздоры со своими же людьми. Но что мы должны думать, если находим там, возле тел кметей, стрелы, похожие на ваши? Поговаривают, и ссора с мытником у вас тут вышла. Оставить это так и безоглядно поверить твоим словам я не могу, сам понимаешь.
Наяс снова опустился на лавку, сложил руки перед собой и посмотрел на него водянистыми глазами.
— Понимаю. Отчего ж не понять.
— Посему, — продолжил Хальвдан, — я оставлю в Изломе отряд кметей, чтобы они приглядели за твоими людьми и тобой лично. Сам же пока остальных древнерских старост расспрошу. И заберу с собой твоего внука, — он протянул руку и потрепал всё ещё сидящего рядом Брамира по волосам.
Мальчишка вздрогнул и вопросительно глянул на деда. Но тот только вздохнул.
— На цепь меня посадить хочешь, воевода?
— А надо? — Хальвдан дёрнул бровью. — Если за древнерами не обнаружится никакой вины, то мальчишка будет цел и невредим. Посмотрит, как живут отроки в Кирияте, а может, и сам захочет им стать. Разве плохо? — Старик промолчал. — Вот и я так думаю. Только ещё кое-что объясни мне, Наяс. Почему людей своих в ополчение отправлять отказался?
Вождь размышлял недолго, будто давно ждал такого вопроса. Он отправил растерянного Брамира в другую клеть, а сам проговорил:
— Между нами часто не было мира. Это верно. Но время сейчас неспокойное. Переломное. И я хотел бы положиться на Кирилла, доверить ему жизни древнеров. Но есть то, что меня беспокоит. Поэтому я и не хочу отправлять своих людей на смерть. Поэтому не хотел присоединять земли к княжеству. А вовсе не потому, что я упрямый старый хрыч, как ты думаешь.
— Ты так говоришь, будто знаешь что-то, что нам неведомо, — Хальвдан подался вперёд, не понимая, к чему ведет вождь.
Наяс слабо улыбнулся скорее своим мыслям, чем его словам. Затем ещё некоторое время обдумывал, что сказать, и вздохнул, словно смирившись с неизбежным.
— Да, я знаю больше твоего, верег, хоть ты можешь мне и не верить. И даже рад, что ты приехал сюда сейчас. Пусть и с обвинениями. Просто выслушай. Есть силы, которые не подвластны ни мне, ни тебе. Но наше счастье в том, что иногда они желают говорить.
— С тобой…
— Они говорили и с моим отцом, и всеми предками по его линии до самых давних времён, — кивнул Наяс. Его жена, накрыв на стол, села было рядом, но услышав, о чём собирается рассказать муж, поспешно встала и ушла, да ещё и детей с собой прихватила. А староста продолжил: — Они будут говорить и с моим старшим сыном, когда придёт время. Боги предостерегают меня и учат. Они пугают меня иногда, но во всём надо уметь видеть наставление. И слышать. Однажды я не послушал, дал слабину. Возможно, поплачусь за это, но не хочу, чтобы поплатились мои дети, — Наяс перевёл дух. — Да. Я никогда не жаловал Кирилла. Не потому, что считаю его скверным правителем или глупым человеком. Просто, до того, как он появился на наших землях, мне было видение. Я видел огонь. Много огня. И здесь, на холме у излучины — тоже. Видел среди огня Кирилла — тогда я ещё не был с ним знаком — но он не горел, он сам был тем пламенем… Но когда князь приехал, я понял, что он сильный и умный муж. Достойный сын своего отца. В его душе есть Правда. Я уступил. И забыл бы о том видении за столько лет. Если бы оно не повторилось снова. Две седмицы назад или чуть больше. Такое яркое… Как будто мне хотели напомнить о том, что я упустил.