— Все вы такие. Один другого покрываете.
— Ты поезжай в дальние села, — Евтушик хохочет, — там, где полиция. Там у твоего Петра по две, по три. Аж сохнут по нему, а никак не дождутся.
Вмешательство Евтушика способствует восстановлению мира. Жена Анкудозича смягчается, прогнав из-за стола детей, подает мужчинам завтрак. Присев на табурет, пересказывает новости.
— В Буйках полицаи были. Домачевские. Взяли корову, три овцы. Хвастались, что двинут на вас большими силами и всех перебьют.
— Не перебьют, — Анкудович достал с полки брусок, точит топор. Кишка тонка. Весна на носу, а весной — сама знаешь.
— Забрали б вы нас к себе, партизаны. Хоть бы в те же Пилятичи. Вместе было б веселей. Что за жизнь тут — трясешься, дрожишь. Ни одной ночи спокойно не поспала. А выйдешь на улицу — косятся некоторые бабы. Из-за них, говорят, и наши хаты спалят. Я еще и виновата.
— Перестань, Ганна. Скоро все изменится. Мы же из-за семей и за Птичь не пошли. А собрать семьи в одно место нельзя. Мы сами на месте не стоим. У чужих людей будет еще хуже.
Анкудович одевается. Решил нарубить дров. Евтушик тоже собирается. Благодарит хозяйку, вскидывает на плечо винтовку. В эту минуту в хату влетает растрепанная женщина в накинутой на плечи фуфайке, с порога кричит:
— Человек из местечка соль на картошку меняет. С возом приехал. Конь Князева. Ей-богу, Князева!
Мужчины в один миг выскакивают из хаты. На улице действительно стоят запряженные сани. Конь буланый, крупный, подкованный на все четыре ноги. Сбруя исправная: хомут, постромки, чересседельник — как новые. Со двора, что напротив Анкудовичевой хаты, ковыляет пожилой, одетый в крестьянскую свитку человек, несет на плече полмешка картошки.
— Кто такой? — спрашивает Анкудович.
— А вы кто такие? — спокойно отвечает он, кладя мешок с картошкой на сани и укрывая сеном.
— Мы партизаны. Чей конь?
Человек высморкался, вынул из кармана рукавицу, вытер нос.
— Из местечка я. Работал до войны на железной дороге. Теперь нигде не работаю. А коня у соседа попросил.
— У какого соседа? — наливаясь багрянцем, кричит Анкудович.
Железнодорожник смотрит на него презрительно:
— А ты не кричи. Рад, что винтовку нацепил? Хватает кому кричать без тебя. Человек, который дал мне коня, кажется, из Пилятич. В местечко прибился. Я не спрашивал, кто он такой. За коня просил мешок картошки.
— Князев твой сосед? Говори! — снова кричит Анкудович.
— Кажется, Князев. А что?
Анкудович снимает с плеча винтовку, клацает затвором.
— Поехали в Пилятичи. Там разберемся.
Наставленное дуло винтовки, сдается, нисколько не волнует старика.