Леди Ирвинг молчала, пристально глядя на него. Это выражение лица графини было ему знакомо. Он уже видел вот так же плотно сомкнутые губы, вот так же прищуренные глаза. Сходство показалось таким разительным, что у Хавьера перехватило дыхание, и, лишь отведя взгляд, он смог отдышаться.
– Вы знаете, – сказала графиня, – с тех пор, как мы уехали, я никогда не видела Луизу такой спокойной и тихой.
– Значит, с ней все хорошо, – ляпнул Хавьер первое, что пришло на ум.
– Значит, с ней все плохо! – презрительно поморщившись, ответила графиня. – Луиза не из тех, кто легко сходится с людьми, потому и прослыла молчуньей. Однако близкие знают, какова она на самом деле. А сейчас она просто… Мне трудно объяснить. Она не живет, а существует.
Хавьер молчал, напрочь забыв о заготовленных на все случаи жизни масках.
– Вижу, вы понимаете, – кивнув, продолжила леди Ирвинг. – Ее ничего не интересует: ни еда, ни разговоры, ни книги. И это меня по-настоящему пугает. А, когда я спросила, переживает ли она из-за вас, Луиза сказала, что к вам это не имеет никакого отношения.
Хавьер чувствовал себя так, словно ему на грудь сгружают камни. Один за другом.
– Что-то вы побледнели. Даже, я бы сказала, позеленели, – заметила леди Ирвинг. – Вы случайно не злоупотребляете выпивкой?
– Нет.
– Да перестаньте вы хмуриться. Вы ведь все поняли, я надеюсь? Она по вам с ума сходит.
Камни с груди свалились, но Хавьеру все еще не верилось в освобождение.
– Она сказала, что ко мне это отношения не имеет.
Графиня закатила глаза.
– Вы меня удивляете, молодой человек. Я думала, вы хоть немного разбираетесь в женщинах. Если бы вы были ей безразличны, она бы не постеснялась признаться в том, что испытывает стыд или гнев из-за того, что вы ее прогнали. Но вы ей не безразличны, и потому она ни за что ни в чем не признается.
– Все это полная бессмыслица, – произнес Хавьер и потер переносицу, пытаясь избавиться от внезапно появившейся головной боли. – Хотя, если подумать, смысл в том, что вы сказали, есть.
Ему самому была не чужда мысль о том, чтобы прятать глубокие чувства под покровом равнодушия.
Сдирать с себя шкуру безразличия всегда невероятно больно, но, только обнажив себя настоящего, обретаешь надежду завоевать доверие. Надежду на то, что тебя поймут. И примут таким, какой ты есть.
И Хавьеру хотелось быть понятым и принятым. За несколько последних дней он многое критически пересмотрел. Внутри лорда Хавьера жил Алекс, и он не мог обречь Алекса на погибель.
– Мне надо поговорить с ней, – повторил Хавьер.
Графиня покачала головой.