– Нет. – Хавьер с шумом втянул воздух. – Луиза, нам ведь не обязательно говорить только о книгах, верно?
Она отвернулась, уставившись в темный угол.
– Нам вообще не обязательно говорить. Я здесь лишь гостья на вашем празднике, и когда веселье становится для меня слишком утомительным, я сбегаю сюда, чтобы отдохнуть от того, что зовется реальным миром.
– Я понимаю, – ответил Хавьер. Руки его бессильно повисли вдоль тела. – Да. Я… Мне не следовало ни на что рассчитывать.
Он чувствовал себя раздавленным, униженным. Он видел жалость в ее глазах, и ему хотелось умереть.
Но Луиза не торопилась уходить. Чуть склонив голову набок, она сказала:
– Я вас предупреждала, чтобы вы не ждали от меня привычной для вас реакции.
Луиза присела на корточки перед камином и протянула руки к огню. На ее лице, на руках, на платье играли золотистые блики.
– В романе, – сказала она, – кто-нибудь непременно прервал бы наш разговор в самый решающий момент.
Хавьер стоял навытяжку, как оловянный солдатик.
– Неужели решающий момент в нашей беседе еще не наступил? Я думаю, что мы миновали как минимум двенадцать таких моментов. Мне не остается ничего другого, как пойти спать. Лечь и укрыться одеялом с головой.
Хавьер не раз проворачивал этот трюк с Локвудом: сказать правду таким тоном, чтобы она звучала как ложь. И маркиз всегда попадался на удочку.
Но не Луиза. Она лишь смотрела на огонь сквозь волнистое стекло экрана.
– Не самый лучший способ провести рождественскую ночь, верно?
У Хавьера дернулась скула. Что на это ответить? Разубеждать ее не имело смысла: в лучшем случае она пожмет плечами, в худшем – уйдет.
Ему не хотелось, чтобы она уходила, и не только из-за пари с Локвудом.
– Верно, – согласился он. – И рождественский день прошел далеко не так, как мне бы хотелось.
Мисс Оливер выпрямилась во весь рост – грациозная и легкая, как балерина.
– А как бы вам хотелось его провести? – Ее взгляд был направлен не на него, а куда-то в сторону, в направлении стола, за которым они недавно сидели.
Вот как. Она нервничает? Выжидает?
Ясно одно: она к нему небезразлична. Хавьер как опытный мужчина с легкостью распознал сигналы, которые Луиза, сама того не желая, посылала ему. Он знал, о чем говорило ее частое прерывистое дыхание и яркий румянец щек.
– Трудно сказать, – ответил Хавьер. – Полагаю, что лучший подарок тот, о котором мы даже не мечтаем.
– Например, вопиющая честность? – Она улыбнулась, и на его душе стало чуть-чуть светлее.
– Вроде того. Бог даст, и я осознаю, что вы меня облагодетельствовали, и тогда моя благодарность вам будет безграничной.