Елизавета бултыхнула в воде ногой и покрыла рябью своё отражение.
– Видишь, там уже меня нет. Растаяла. Так и жизнь людская. Сегодня жив человек, а завтра его нет. С этим надо смириться. Жить надо каждый день, будто последний. Но об этом не думать. Вот у меня сегодняшний день счастливый за все мои пятнадцать лет.
– И у меня, пожалуй, тоже. Но лучшим считаю день, когда я встретился, впервые, с псаломщиком Ефремовым. Он на многие вещи мне открыл глаза. Хоть чуть-чуть научил понимать жизнь. Обучил грамоте, – сказал Александр. – А ты, Елизавета, всегда будешь в моих мыслях со мной.
Александр ощутил, как умирает и тает в душе что-то старое, постылое, унылое, и как начинается что-то яркое, свежее, новое! И это новое, неиспытанная им доселе радость и невиданная красота отражённого в воде солнца – в ней, в этой статной и весёлой девице, под лёгкой кофточкой которой нежное молодое тело.
Странно, но Елизавета уже успела привыкнуть к нему, будто знала всю жизнь, и не стеснялась. И при встрече на берегу, и на поскотине, и на кладбище, и сейчас, у самой кромки воды, в манящей близости, она предстала перед ним, как раскрывшаяся под солнцем полярная ромашка.
– Александр Киприянович! Пора идти дальше! – крикнул от лодки Степан Петрович Юрлов.
– Запрягайте собак! Сейчас подойду!
Он не сводил глаз с Елизаветы. Она стояла босиком на камешке, и мелкая волна щекотала пятки. От воды поднималась приятная прохлада. Она касалась ног, груди, шеи, ласкала спину, уши, лицо. От удовольствия девушка прикрыла глаза и почувствовала, как сладкая истома наполняла молодое упругое тело. Александр взял её за руку. Елизавета вздрогнула и открыла глаза. Он молчал, словно обдумывал, как проститься на глазах стоящих у лодки мужиков. Александр сжал её руку своей огромной горячей ладонью. И она почувствовала, как его тепло наполнило её взволнованное сердце. Елизавета отдернула руку и закричала притворно:
– Больно же, медведь этакий!
И махала рукой, будто онемевшей.
– Прости, Елизавета Никифоровна! Мне так захотелось тебя обнять, так приголубить. Но я сдержал себя.
– Свои хотения, Александр Киприянович, оставь при себе. Мы, хоть и ссыльные, но честь свою храним! – гордо ответила девушка.
Она сконфузила его строгим ответом. И у него при прощании не находилось ласковых слов.
– Помогай тебе Бог, Александр Киприянович, в опасной дороге. Чтобы лодка не прохудилась, чтобы собаки не заскулили, чтобы штормы обошли стороной!
– Будем надеяться! С верху придём на буксире! Недельки через две увидимся! – выдавил он из себя и, не оглядываясь, пошёл к лодке. В душе злился на свой норов: книг начитался, а проститься с девушкой душевно не смог.