В отличие от своего мужа, в ком жил тяжелый дух консерватизма, Мария Павловна была натурой романтической, более того, противоречивой, которой, как и многим ее тогдашним ровесникам, было присуще некоторое бунтарское начало. Одно время она даже увлекалась Чернышевским и Герценом, считая, что их произведения ведут человечество к свету, но потихоньку бунтарское из нее ушло и осталась только романтика. В нее пошли и ее дети. Те тоже были заражены противоречивым духом, тоже искали в воздухе свежие струи ветра до той поры, пока светлые мысли их не утонули в реках российской крови. Тут же и исчез весь бунтарский дух, а вместо этого появились мысли о вечном и прочном. Поэтому дети Гридасовых и вступили в «Союз молодых монархистов», окончательно закрепив за своим семейством звание державников.
2
Работа в «Русском общевоинском союзе», хотя и утомляла Лизу, все равно приносила ей удовлетворение. Ведь она таким образом помогала семье сводить концы с концами. Естественно, на те шестьдесят таянов, что ей платили в организации, выжить даже одному человеку в городе было трудно, поэтому до поры Гридасовых выручало то немногое, что еще осталось от их прежних сбережений. А тут вдруг Шатуров после месяца испытательного срока заговорил с ней о повышении оклада. Услышав это, она зарделась. Это, учитывая немалые расходы семьи, было бы так кстати. Однако ротмистр, сказав «а», про «б» как будто бы забыл. Вместо этого он стал усиленно ухаживать за Лизой.
– Lise, в кинотеатре «Европейский» показывают новый американский фильм. Я хочу вас пригласить на вечерний сеанс, – однажды, улучив момент, когда в канцелярии не было народа, сказал ротмистр.
Это было так неожиданно для Лизоньки, что она даже вздрогнула при этих словах.
– Сегодня?.. Сегодня я не могу… – заморгала она глазами.
– Да? У вас что, какие-то срочные дела? – удивленно посмотрел на нее Шатуров, не привыкший к такого рода отказам.
– Да, срочные дела, – продолжая печатать какой-то текст, произнесла она.
Ротмистр хмыкнул.
– И какие же, если не секрет?
– Конечно, не секрет! – на мгновение оторвала она взгляд от «ундервуда» и с опаской взглянула на офицера. Форма на нем, как всегда, тщательно отутюжена и сидела как влитая. И эти золотые погоны, которые сводили с ума молодых девушек…
– Так что же? – Шатуров, наклонившись над Лизонькой и упершись холеными пальцами о стол, выжидающе смотрел на нее. При этом его взгляд то и дело менял позицию: то он ласково скользил по ее изящной белой шее, то, минуя белый ажурный воротничок, падал на то место, где под модной полосатой шелковой кофточкой чуть заметно вздымалась девичья грудь.