«Тогда все-таки люди еще не были готовы к этой энергии со сцены, еще не было тогда таких абсолютно свободных людей, которые приходят на концерт, на дискотеку и уже знают, что там делать, как себя вести.
Подходили за сцену, говорили: «Ой, что-то он там со сцены…». У меня один ответ на это: «Хотите наш концерт? Принимайте там тогда. Не хотите концерт? Мы можем не приезжать, без проблем».
Я считаю, что какая-то эстетика, конечно, в конце есть. Просто материться со сцены и не делать никакой интересной музыки — это ладно. А когда все это в силе — у меня со сцены всегда такой наезд, всегда очень энергичная работа».
Впрочем, сегодня Лемох признается: свое творчество времен 1990-х он слушать просто не может. Говорит, до сих пор впадает в краску от своих пируэтов, хотя и уверен, что для того времени это был прорыв. Но когда он приходит в кафе, его узнают и из вежливости пытаются поставить музыку «Кар-мен», Лемох сразу же просит избавить его от этого.
Январь 1989 года. В Советском Союзе вступают в силу Методические рекомендации к статье 228 Уголовного кодекса РСФСР — за распространение легкой эротики больше не сажают за решетку!
В тот же день прямо напротив Белого дома устраивается первая откровенная фотосессия. На глазах у изумленной публики обнаженные модели, не страшась 40-градусного мороза, страстно обнимают памятник знаменитому писателю Тарасу Шевченко. Потом творческая группа спускается в московское метро. Но и там без «клубнички» не обходится. Девушки в стиле ню охотно позируют на эскалаторе и на перроне.
В конце 1980-х журнал «Огонек» назвал продюсера Геннадия Данишевского отцом советского стриптиза за то, что он первым в Советском Союзе догадался организовать конкурс красоты. А потом пошел дальше и поставил театрализованное представление со скандальным названием «Звезды эроса».
По первоначальному замыслу шоу — неслыханное дело! — должно было пройти в Кремле, в концертном зале «Россия»! Но, когда все декорации были готовы, а билеты уже распечатаны, советские чиновники, испугавшись шоу с таким неприличным названием, в последний момент его запретили. Правда, ничего особенно неприличного в нем не было. Никто не собирался на кремлевской сцене раздеваться. Речь шла об интерпретации классических произведений на тему любви в исполнении ни много ни мало солистов Большого театра.
Это был блестящий танец — рождение Адама, танец Адама и Евы, когда на фоне они казались голыми, хотя таковыми и не были. Этот танец исполнял премьер Большого театра, как же его было заставить раздеваться? То есть зритель был готов, а вот современные исполнители не до конца были готовы.