– Как ты ее туда подогнал, а сам сюда перебрался? – спросил я с подозрением.
Он слабо улыбнулся, той самой улыбкой, которая отпечатывается на лицах приговоренных.
– Я все‑таки подмастерье смотрителя водомерок, – проговорил он.
Еще пару мгновений я внимательно всматривался в глаза парнишки. Но там лишь безропотная покорность и обреченность.
Собрав силы, я принялся отрывать доски от старого, но достаточно крепкого дерева. Вместо нормальных, железных гвоздей деревянные штыри, что сильно усложняет работу. От сырости они разбухли, поверхности плотно соприкасаются и крепко соединяют планки. Весь взмок, пока отодрал первые две. А их еще пять.
Изабель смирно стоит в сторонке, пока я, пыхтя и рыча, борюсь с деревяшками, Шамко замер рядом и почти не дышит.
Оторвав еще пару досок, я вытер лоб, не снимая капюшона. Только хотел спросить паренька, почему живет в таком отвратительном месте, где даже воздух пропитан гнилью, как уши уловили шум доспехов и встревоженные голоса.
– Началось, – вырвалось у меня.
С тройным усилием я навалился на оставшиеся доски. Они оказались гораздо крепче предыдущих. Ругаясь, как гном, я стал беспорядочно дергать в разные стороны, пытаясь расшатать.
Изабель перепуганно завертела головой, затем присела под куст, как зайчик.
– Не хочу обратно, – прошептала она.
Я промолчал. Ей‑то грех жаловаться, сидела себе в чистых, сухих покоях, служанок к ней приставили, кормили. А она голодовку устраивала. Это я тащился сквозь трясины.
Грохот сапог по деревянному насту усилился, голоса стали громче, даже смог кое‑что разобрать.
– Перекрыть ворота!
– Троллей допросить!
– Отряд ко второму выходу!
Видимо, страх совсем помутил разум парнишки, потому что он бросился ко мне и принялся помогать с досками. Проку от него мало – руки худющие, как червяки.
Я с рычанием оттолкнул его:
– Не лезь! Мешаешь только.
Шамко растерянно застыл, глаза круглые, губы приобрели цвет беленой стены.
– Нам конец, – пролепетал он. – Мне конец. Нас поймают и бросят к утопленникам!
Я зло посмотрел на парня. Тот открыл рот, чтобы сказать очередную ерунду, но, увидев мои светящиеся глаза, не решился. Так и остался стоять с отвисшей челюстью.
Голоса гвардейцев послышались уже из‑за дома, значит, у нас всего несколько минут.
Я справился с последней доской и толкнул дверь.
– Заперто! – прорычал я и выругался так, что самый пьяный гном позавидовал бы.
Изабель всхлипнула, забиваясь глубже под куст. Шамко снова запричитал:
– Они совсем близко! Может, лучше сдаться? Принцессу не тронут. Если придем с повинной, может, сжалятся? Лорд справедливый.