В глазах принцессы блеснуло нечто вроде надежды, хотя волосы постоянно лезут ей в лицо и трудно понять – что там за выражение.
– Надеюсь, передумаешь и возьмешь меня с собой, – произнесла она просто.
Я на секунду оторопел. Встречать упертых девиц доводилось, непонятливых тоже, но такую простую и бесхитростную – впервые.
Грозно надвинув брови, я произнес:
– Человеческим языком, не ворговским, говорю: не могу и не хочу тебя брать.
– Придется, – произнесла она со вздохом.
– Назови хотя бы одну причину, по которой должен это сделать? – поинтересовался я, поднимаясь с земли.
Она поправила волосы и сказала спокойно:
– Ты не сможешь оставить беззащитную девушку одну в лесу.
– Уже оставлял, – напомнил я.
– Да, – согласилась принцесса, – но сейчас не сможешь. Потому что я хорошая.
Мне аж смешно стало, вот упертая – напрочь отказывается воспринимать, что ей говорят.
– Может, ты и хорошая, – проговорил я глухо. – Но я плохой.
Она подняла пушистые ресницы и посмотрела с такой надеждой и преданностью, что у меня аж зубы свело – нельзя так доверять полузверю.
– Неправда, – произнесла она. – Ты меня спас. Значит, хороший.
– Я ворг! – зарычал я, теряя терпение. – Бесчинствую, жру в три горла, таскаю дочек сыроваров на сеновал, нападаю на кого вздумается. Я хищник, многодушец и зверь. До хорошего мне – как до Великого Разлома на улитке.
– Нет, – покачала она головой. – Ты меня не оставишь.
Да что за напасть… С каждой минутой все больше наваливается.
Я пригляделся к лицу девушки. В левом глазу зрачок вытянулся, как у кошки. Похоже на небесный мор. Только у тех, кто им болеет, зрачки просто вертикальные, как трещины в роговице. Нелепые и уродливые.
Говорят, от этой хвори люди начинают видеть всякое. Духов, проходы в другие миры, умерших предков. Но быстро умирают. Лекари говорят, ум человека не способен выдержать истину. Верится с трудом, скорее, больные умирают от лихорадки, трясет их, как березы, об которую медведь чешется.
У принцессы же зрачок совершенно симметричен, будто с таким родилась. На кукольном личике выглядит аккуратно, даже мило. Наверное, вытягивается, когда нервничает, потому что в карете был вполне обычным.
– Послушай еще раз, – начал я. – Мне некогда возиться с тобой, тащить к королю, в гроты, пещеры или куда еще приспичит. У тебя неподходящая одежда для дороги, ты слаба, неумела и бесполезна. Будешь обузой.
– Не буду.
– Помяни мое слово, – пробубнил я. – Нутром чую, гора Ир не проста, не проста…
– Гора Ир? – спросила она заинтересованно и откинула рыжий локон. – Зачем ты туда идешь?