С того самого дня, когда это невероятное создание разделило с ним свое видение. Видение того, что происходило в Риме. В обмен на свои способности это непостижимое создание забрало у него очень многое. Лишь время могло показать, был ли обмен выгодным.
Огоньки вокруг лица Управляющего продолжали расти.
— Ладно, — поспешил сказать Джон. — Хорошо, я пойду с тобой.
Опираясь на локти, он смог сесть. Это усилие далось ему нелегко. Голова начала кружиться, и он упал бы обратно на постель, если бы руки молодого человека не поддержали его.
— Помоги мне… встать…
Тело Джона Дэниэлса было хрупким. Легким, как кокон. Даже в мире, знавшем лишь тощие тела, тело священнослужителя было легким настолько, что у молодого человека захватило дыхание. Он без усилий поднял священника и помог встать на ноги.
На Дэниэлсе не было ничего, кроме грязных повязок, которыми были забинтованы его раны.
— Где… моя одежда?
Управляющий медленно довел Джона до угла больницы, в котором Мать оставила вещи незнакомца. Они были аккуратно сложены, но очевидно не постираны. Тем не менее, они не воняли. Управляющего удивил запах, который от них исходил. Это был нейтральный запах, в то же время состоявший из множества разных запахов.
Джон улыбнулся этой мысли молодого человека. Давным-давно один его друг, учившийся в Массачусетском технологическом институте, объяснил ему за пивом, как при помощи одного звука заглушить другой.
«Две абсолютно идентичные звуковые волны с противоположными амплитудами взаимно нейтрализуются. Это значит, что, если ты хочешь устранить шум, тебе нужно просто создать антишум, который взаимно нейтрализуется с мешающим тебе шумом. Шум и антишум порождают тишину».
Джон ничего не понял из этого объяснения, но оно вспомнилось ему, когда он вдохнул запах, исходивший от своей одежды. Да, это были ужасные запахи. Среди них были и плесень, и грязь, и дерьмо. Но кроме того, среди них были и антизапахи снега, костра в убежище, горячего картофельного супа. Антизапах близких друзей, сидящих вокруг костра, антизапах обмененных товаров: жир для смазки патронов, аромат табака, когда открываешь металлические коробки, пролежавшие запечатанными два десятка лет…
Но прежде всего запах снега.
Точнее, не запах, а запахи. Потому что запах снега всегда бывал разным. Он менялся от места к месту. В некоторых снег имел металлический вкус. В других Джону казалось, что он пахнет мертвыми листьями, хоть это и было невозможно, потому что — по крайней мере, насколько он знал по собственному опыту — растительность полностью исчезла с лица планеты. Смены времен года больше не было, была только долгая, смертоносная ядерная зима.