— Ты попала в самую точку. Они снова и снова давали мне понять, насколько я их разочаровываю. «Ну почему ты не можешь быть лидером, как Джеймс?» «Почему ты не получил высший балл, как Уэстон?» «У Дэниела так много друзей, неужели тебе сложно подружиться с ребятами?» Но самым страшным из моих грехов считался отказ повиноваться. Они стремились диктовать мне каждый шаг, а я не видел в этом смысла.
Алекс стала понимать, почему даже спустя много лет Сторму претила сама мысль о том, чтобы подчиняться кому-либо.
— Даже самый маленький ребенок имеет право на самостоятельность.
— Только не там, откуда я родом. Не помню случая, чтобы я сделал хоть что-нибудь, заслуживающее их одобрения.
— А ты пытался?
Сторм засунул руки в карманы белых шорт.
— Когда я был маленьким, то из кожи вон лез, чтобы стать лучше братьев. Во всем. Но скоро я понял, что паруса и яхты — единственное, в чем я силен, а это не в счет: никто не зарабатывает деньги мореходством.
— Ты хочешь сказать, что единственным мерилом успеха считались деньги?
— Тогда мне так казалось. А годам к двенадцати мне стало все равно. Я хотел только одного: чтобы они оставили меня в покое. Это все, чего я хочу по сей день.
— Ладно, допустим, ты не такой, как все. Но я все еще не могу представить, что семья тебя за это наказывала.
— Значит, у тебя плоховато с воображением. Мои родственнички — мастера по части наказаний. Как еще можно назвать то, что меня отдали в военную школу в возрасте восьми лет? Они решили, что в обстановке строгой дисциплины я научусь подчинению.
— Неужели им не пришло в голову, что ты просто взбунтуешься, нарочно станешь вести себя так, чтобы тебя выгнали из школы?
Сторм замедлил шаг и в первый раз с той минуты, как начал свою исповедь, посмотрел на Алекс.
— А ты, оказывается, гораздо проницательнее любого из моих родственников, Принцесса.
— И все же, Сторм, прошло много лет. С тех пор и ты, и твои родители стали старше, вы должны найти общий язык.
— Ты не поверишь, но в двадцать лет я предпринял последнюю попытку. Вообразил, что смогу стать достойным членом своей семьи. Конечно, моя попытка с треском провалилась, как и все предыдущие.
Алекс вздохнула. Какая-никакая, но у Сторма есть семья, у нее же никого не осталось.
— Я все понимаю, но в вас течет одна и та же кровь.
— По-видимому, моя кровь не того цвета.
— В смысле?
— Сейчас пропасть между нами стала еще шире. Мои братья, как мне не перестают напоминать, смогли добиться успехов каждый в своей области, а я по-прежнему остался никчемным бездельником. Может, они и правы.