.
Анна опустила голову:
– Благослови, Господи Боже, нас и эти дары, которые по благости Твоей вкушать будем. Аминь.
Потом Либ поднесла к ее рту ложку с молоком, и потрескавшиеся губы Анны раскрылись. Вот так просто.
Вливая молоко в рот девочки, Либ не сказала ни слова. Смотрела на волнообразное движение гортани. Она была готова к кашлю, отрыжке, спазмам.
Анна проглотила молоко. Только и всего, пост был нарушен.
– Теперь маленький кусочек лепешки.
Зажав кусочек между большим и указательным пальцем, она положила его на багрянистый язык и подождала, пока он не исчезнет.
– Умерла, – прошептала Анна.
– Да, Анна умерла.
Повинуясь порыву, Либ опустила ладонь на лицо девочки, закрывая ее опухшие веки.
Потом, выждав какое-то время, произнесла:
– Пробуждайся, Нэн. Пора начинать новую жизнь.
Влажные глаза девочки открылись.
Моя вина, моя вина. Именно Либ возьмет на себя всю вину за возвращение этой лучезарной девочки в страну изгнания. И пусть ее душа вернется в тело, пусть дитя привяжется к грешной земле.
Либ дала бы ей больше еды прямо сейчас, чтобы поддержать это высохшее тело, голодавшее четыре с лишним месяца. Но она знала об опасности переедания после голодовки. Поэтому положила в карман фартука бутылку с ложкой и лепешку, завернутую в салфетку. Мало-помалу – обратный путь из шахты столь же долог, как путь туда. Либ нежно погладила девочку по лбу:
– Ну а теперь нам пора.
Анна вздрогнула. Подумала о родных, которых оставляет? Потом кивнула.
Либ закутала девочку в теплый плащ, надела ей на распухшие ноги две пары носков, ботинки брата, рукавицы на руки и обмотала тремя шалями. Получился большой куль.
Она открыла дверь на кухню, потом две половинки входной двери. На западе огненно-красное солнце. Вечер был теплым, во дворе кудахтала одинокая курица.
Либ вернулась в спальню и взяла девочку на руки. Совсем не тяжелая. Вспомнила о собственном ребенке, легком как перышко. Но пока донесла девочку до задней стороны дома, она почувствовала, как дрожат у нее ноги.
А там, силуэтом маяча в полумраке, уже поджидал Уильям Берн, держа под уздцы свою кобылу. Либ, хотя и высматривала его, все равно подпрыгнула от испуга. Неужели она не верила до конца, что он придет, как обещал?
– Добрый вечер, маленькая… – начал Берн.
– Нэн, – боясь, что он все испортит, произнеся старое имя, прервала его Либ. – Это Нэн.
Пути назад больше нет.
– Добрый вечер, Нэн, – быстро все сообразив, сказал Берн. – Сейчас мы поедем верхом на Полли. Думаю, ты знаешь Полли и не испугаешься.
Широко раскрыв глаза, девочка ничего не сказала, только засопела и прижалась к плечам Либ.