Мужчина был примерно одного с ней роста, на несколько лет моложе, с безошибочно ирландской молочной кожей, блестящими вьющимися волосами и акцентом, но не просторечным.
– Уильям Берн из «Айриш таймс».
А, тот писака, которого упоминал фотограф. Либ ответила на рукопожатие:
– Миссис Райт.
– Осматриваете достопримечательности Мидлендса?
Похоже, он не догадывается, зачем она здесь, – принял ее за путешествующую даму.
– А они тут есть? – Слова прозвучали весьма язвительно.
Берн хохотнул:
– Ну, это зависит от того, насколько вашу душу волнует таинственная атмосфера древних каменных кругов, кольцевых фортов или курганов.
– Я не знакома со вторым и третьим.
– Думаю, это вариации на тему каменного круга. – Он скорчил гримасу.
– Значит, здесь все достопримечательности каменистые и круглые? – спросила Либ.
– Если не считать одной новой, – ответил Уильям Берн, – чудесная девочка, питающаяся воздухом. – (Либ насторожилась.) – Не то, что я называю реальными новостями, но мой редактор в Дублине говорит, что для августа сойдет. Однако на дороге у Маллингара моя лошадь повредила ногу, пришлось два дня ухаживать за ней, пока не поправится. А теперь, приехав сюда, я узнал, что меня не допускают в скромное жилище девочки!
Либ пришла в смятение. Вероятно, он пришел сразу после того, как О’Доннеллы получили записку от доктора. Право, если придать этому случаю больше публичности, разгорятся страсти. Надоедливое внимание газетного репортера только помешает надзору.
Либ хотелось извиниться и пойти наверх, пока Берн не наговорил чего-то еще про Анну О’Доннелл, но ей нужно было поужинать.
– Разве вы не могли оставить свою лошадь и нанять другую?
– Я боялся, если оставлю Полли, они пристрелят ее, вместо того чтобы кормить горячим пойлом из отрубей.
Либ улыбнулась, представив себе журналиста, скрючившегося у лошадиного стойла.
– Холодный прием в доме этого чудо-ребенка – настоящая катастрофа, – пожаловался Берн. – Я уже послал в газету по телеграфу язвительный отрывок, но теперь мне предстоит составить полный отчет и отослать его с ночным почтовым дилижансом.
Он всегда так словоохотлив с незнакомцами? Либ ничего не пришло в голову, как только спросить:
– Почему язвительный?
– Знаете, это ведь не говорит о порядочности семьи, если меня не пустили даже на порог из опасения, что я с первого взгляда раскушу их вундеркинда.
Это было несправедливо по отношению к О’Доннеллам, но едва ли Либ могла сказать ему, что он сейчас разговаривает с той самой особой, которая настояла на отмене посетителей. Она скользнула взглядом по его блокноту.