Пообедала я более чем плотно, как частенько со мною случалось, в задумчивости проглотив куда больше, чем съела бы в обычной ситуации, и ставший тесным корсет до сих пор навязчиво напоминал об этом. Но на пирожные согласилась. Нельзя игнорировать знаки внимания… Пусть хоть шнуровка лопнет!
Стипендиатов в академии было немало — около тридцати процентов от общей численности студентов, как вскользь заметил ректор, чтобы не пугать меня конкретными цифрами, — а с учетом того, что ведомости были составлены отдельно по каждому курсу каждого факультета, а общие списки — в алфавитном порядке, работа предстояла большая и кропотливая. Я заняла место Оливера и разложила перед собой ведомости ежемесячных выплат. Милорд Райхон со списками, утвержденными проректором, расположился за чайным столиком. Можно было и наоборот, но с начальством не спорят: он сам решил, что за его столом мне будет удобнее. И я была с этим полностью согласна, в отличие от мистера Адамса, через пять минут после того, как мы с Оливером начали сверять имена в перечнях, внесшего в кабинет поднос с чаем и сладостями. Увидев меня, недостойную, на троне владыки, секретарь поморщился как от боли. Будь тут леди Райс, заподозрила бы у несчастного приступ аппендицита или, что более соответствовало ее специализации, внезапно начавшиеся схватки. Но при взгляде на ректора, спазмы бедолагу отпустили. Повинуясь жесту шефа, он оставил поднос на краешке стола и вышел, так и не родив ни слова. Ну до чего же неприятный тип! А я тут, между прочим, его работу делаю! Оливер ведь мог не возиться со списками, а перепоручить это дело секретарю. Я собиралась спросить, почему он этого не сделал, но запнулась, едва открыв рот. Все просто: не хотел, чтобы кто-либо знал о наверняка уже не первой оплошности мистера Крафта, включая самого проректора, отдавшего академии жизнь и по-прежнему чувствующего себя нужным тут.
Мысли враз посветлели а на душе сделалось легко… Почти легко — чертов корсет! Не только от того, что с каждым днем я все лучше узнавала скрывающегося под броней невозмутимой холодности человека — настоящего, живого, порой импульсивного, порой, как вдруг выяснилось, сентиментального — но и от того, что это человек, похоже, на самом деле доверял мне. Он не отдал списки мистеру Адамсу и не высказал претензий пропустившему ошибку проректору, но мне он сказал все сразу, без утайки. Это было приятно. Приятнее даже, чем его спокойная, но искренняя улыбка.
Мы сделали небольшой перерыв на чай. Я самоотверженно съела пирожное. Оливер рассказал о том, что встречался с профессором Гриффитом, и у того уже есть все необходимое для создания «золотой грамоты», а мисс Милс, заходившая незадолго до моего прихода, принесла какие-то книги из собственной библиотеки, но о драконьих ритуалах там до обидного мало.