— Я рад, что ты здесь, — он быстро целует меня в губы. — Рад, что нашел тебя, рад, что ты моя привычка, и рад, что мы бесповоротно друг другом очарованы.
— Я тоже, — шепчу.
В его глазах виден блеск, губы дергаются в улыбке, и эта очаровательная ямочка вот-вот появится.
— Это хорошо, потому что у тебя, на самом деле, нет выбора.
— Я не хочу выбирать.
— Тогда это бесполезный разговор, согласна?
— Да, — отвечаю, решительно кивая, отчего губы Миллера еще больше расползаются в улыбке. Я хочу увидеть эту полную, красивую улыбку и ямочку, так что медленно провожу ладонями вниз по его спине, ощущая каждую его клеточку, а он смотрит на меня с интересом до тех пор, пока не дотягиваюсь до его прелестной задницы. Его брови с любопытством взлетают, я же проделываю то же самое.
— Что ты задумала? — спрашивает он, демонстративно сдерживаясь от еще более яркой улыбки.
Надуваю губки, едва заметно пожимая плечами.
— Ничего.
— Готов поклясться в обратном.
С крошечной улыбкой, ногтями впиваюсь в его упругую задницу. Он хмурится.
— Это от бабули.
— Прости? — он давится кашлем, поднимаясь на руках.
Теперь уже я открыто улыбаюсь:
— Она велела потискать твои булки, — снова вонзаю ногти, и Миллер прыскает со смеху. По-настоящему. Ямочка на щеке выразительная, моя улыбка тут же гаснет, когда я вижу его опущенную голову и подрагивающие плечи. Знаю, что хотела увидеть улыбку, но не была готова к такому. Не знаю, как себя вести. Он разбит, и с отсутствием моей естественной реакции мне не остается ничего другого, кроме как лежать тут, пойманной под его подрагивающим телом, и ждать, пока он успокоится. Но он даже близко не становится серьезным.
— Все в порядке? — спрашиваю, все еще пребывая в шоке, по-прежнему хмурясь.
— Оливия Тейлор, твоя бабушка настоящее сокровище, — усмехается он, прижимаясь ко мне губами. — Золотое сокровище в восемнадцать карат.
— Заноза в королевской заднице, вот кто она.
— Не говори так о близких, — он возвращается к уже знакомому бесстрастному выражению лица, весь смех и радость исчезли, как будто их никогда и не было. Резкая перемена в его настроении дает мне понять, насколько бесчувственно прозвучали мои слова. У Миллера никого нет. Ни души.
— Прости, — под его осуждающим взглядом чувствую себя эгоистичной и виноватой. — Я не подумала.
— Она особенная, Оливия.
— Я знаю, — тихо возражаю. Я просто пошутила, хотя стоило подумать сначала, учитывая, что Миллер далеко не шутник. — Я не имела это в виду.
Он уходит в мысли, взгляд синих глаз блуждает по моему лицу, после чего снова останавливается на моих глазах. Смягчается.