Но когда шел снег или лил дождь, Тома зачем-то стала подходить к окну и смотреть в темноту чужих окон… Его окно она видела, но никого в нём разглядеть не могла. Слишком далеко.
«Ну, ни бинокль же покупать!?»
И злясь, Тома заставляла взять себя в руки, и отойти от окна. Иногда это удавалось. Чаще от окна её могла отогнать лишь необходимость лечь спать. Но сна, после подобного созерцания неизвестно чего, дождаться было трудно. И ворочаясь в холодной постели, она ещё долго думала, о том, что соскучилась… по всему. По жизни. Яркой, эмоциональной. И пусть даже непутёвой и беспутной. Но жизни!
Когда она была моложе лет на десять, она могла и делала глупости. Хорошие, добрые глупости. Влюблялась до одури. Обворожительно улыбалась, кому хотела понравиться. И даже могла просто прикасаться к тому, кто, сверля восторженным влюблённым взглядом, выпрашивал ласку. Выпрашивал, получал и возносил Тому в мир нереальной значимости всего происходящего с ней. Она верила и доверяла. Широко открытыми глазами любуясь и восхищаясь жизнью. А когда в весёлой, подвыпившей компании, её просили спеть, а пела она хорошо, с душой, с надрывом, она под аккомпанемент гитариста Яшки, начинала свой концерт всегда с одной и той же песни. Припев которой, благодаря Томе, знали все в общежитии. Все ей и подпевали:
«Хочу любить, хочу страдать,
Хочу любить, хочу гулять.
Мне всё равно, что ты, что я.
Пропасть с тобой, моя судьба».
Именно эта песня подарила Томе второе имя – Цыганочка. Хотя на цыганку она совершенно не была похожа. Светло-русые волосы, живые серо-зелённые глаза. И всегда бледненькая. Но из-за этого контраста с представителями цыганской нации, институтское прозвище ещё плотнее прирастало к ней.
Она тогда умела любить. Преданно, самозабвенно.
А теперь уже не хотела страдать. Поэтому стала чрезвычайно избирательно относиться к мужчинам, которым позволяла к себе прикасаться. Эдуард Альбертович, Эдик, уже давно питавший к ней глубочайшую симпатию, не вызывал отклика в её желаниях и мечтах. Он был просто Эдик. Друг из прошлой жизни. Но после развода Томы с первым мужем, Эдик захотел стать её мужем номер два. На тот момент Томе было не до таких плотных отношений и Эдик сам собой ушел в сторону. А через пару лет появился Валера. Но и он не задержался в жизни Томы надолго.
И тогда на правах старого друга, вновь возник Эдик. Тома его не прогоняла, поскольку на этот раз он стал вести себя более сдержанно и не тащил её в постель так активно. Позволяя привыкнуть к себе в новом образе - друг с далеко идущими планами. Однако у самой Томы не было этих самых планов. На Эдика, по крайней мере, точно не было. А вот Дима мучил своим присутствием в мыслях. И снег, и дождь, и ночь. Все вместе. Как сговорившись, магнитом тянули Тому к окну. Чтобы там, стоя в одиночестве, мыслями быть не одной.