Что же, сейчас увидим, насколько добра Тьма на самом деле.
Ланге дал бортовому ИИ координаты цели и выпустил из переноски Руди Ротбарта.
Предстояло три дня пути до станции "Лорелея".
Отряженные с ближайшего пограничного поста техники провели предыдущие несколько дней, активируя реактор и восстанавливая энергоснабжение давно покинутой станции, и теперь она звала цепочкой огней, круглая и пустая, как скорлупа, когда "Фалькенкопф" вышел из гиперраума. Дальше Ланге действовал почти механически, отрабатывая свой план пункт за пунктом. Корабль он поставил на автопилот и послал на орбиту вокруг той же самой луны, над которой плыла "Лорелея". Вызвать его назад к станции мог только сам он, Ланге - голос и опознавательный код, ряд чисел. Он ещё раз проверил бластер, продырявив из него перегородку в станционном гараже, и прилепил к зубу капсулу с ядом. Как бы то ни было, он не окажется в заложниках у Тьмы.
Далеко ходить Ланге не стал. Проверив мостик "Лорелеи" и силовые поля - всё, разумеется, было исполнено так, как он приказал - адмирал установил гляйтваген со стазисной камерой в изоляторе в медицинском отсеке. Потом вернулся на "Фалькенкопф", забрал сумку с вещами и переноску с котом и отвёз их туда же.
- Ну, Руди, вылазь, - Ланге открыл животному дверцу.
Кот высунул из переноски голову и водил ею туда-сюда. Ланге погладил пальцем его широкий покатый лоб и занялся подготовкой. Её униформа и полотенца, стакан и графин с водой - вот и всё, что нужно. Еда, душ и всё остальное на корабле. Постель вот только - ...
Он застелил свежим бельём одну из коек, достал свой комм и проверил список.
Нет, ничего не забыл.
Альберт Ланге шагнул к стазис-камере и сдвинул крышку.
В вечности в этом гробу из энергий и стали ничто, разумеется, не менялось. Адмирал Сита Сандани была укрыта промокшим кровавыми пятнами покрывалом, укрыта наспех. Врачи пытались до последнего её спасти, восстановить пробитое сердце и обезвредить яд, которым убийца смазал кинжал. Они проиграли битву за считанные минуты и не успели снова одеть умирающую - умершую - в гимнастёрку и китель. Сита попала в стазис полуобнажённой, и Ланге, как тысячи раз до того, смотрел на прямую линию медицинского покрывала, болезненно белую на её почти чёрной коже, чуть ниже ключиц. Лицо её будто сосредоточилось на себе, взгляд ушёл в ничто - глаза были почти закрыты. Но не совсем, меж век оставалась щель. Окружившее Ситу поле тускло светилось, смывая чёткость; Ланге почувствовал, как когда-то, в первые скорбные годы, головокружение и опаску ввергнуться в омут, в это остановленное время гроба, где нет воздуха, боли и тлена - и одновременно желание так упасть. Он был бы с ней, они были бы вечно рядом, вне времени осязая друг друга, далёкие, словно древние звёзды.