Отец подошёл ко мне и обнял. Это всегда поднимало мне настроение, однако сейчас я чувствовала себя странно. Но, по крайне мере, по сравнению с объятиями, полученными полчаса назад, сейчас я чувствовала себя безопасно, тепло и в то же время воодушевляюще.
Как-то жутко. Ведь наслаждаться объятием незнакомца больше, чем отцовским, — это предательство.
— Привет, папа, — сказала я, присаживаясь обратно на скамейку за столом напротив него.
— Привет, малышка, — произнёс он, и по его улыбке я поняла, что у него был хороший день. Ну, настолько хороший, насколько это возможно в тюрьме. — Что у тебя нового? Снежная буря в Айаше была такой же ужасной, как и прогнозировали?
— Да, несколько дней снег был почти по пояс, — сказала я. — И я позволила мужчине остановиться у меня во время бури.
— Какому мужчине? — спросил отец, касаясь своего лица.
— Я нашла его без сознания на обочине дороги и, чтобы укрыть от шторма, забрала домой.
— Ох, Кэти... — сказал папа, качая головой.
— Что? — словно обороняясь, спросила я. — Ты всегда учил меня помогать нуждающимся. Не ты ли отправлял меня в бесплатные столовые на День благодарения, чтобы помогать раздавать еду?
Отец потёр лоб.
— Да, я хотел научить тебя самоотверженности, но это... Ты могла пострадать или тебя могли убить. Верь мне, когда я говорю, что в мире много злых людей, которые без колебания убивают девочек. Я живу со многими из них.
— Я больше не девочка, папа. И я могу без колебаний убить любого, кто проявит хоть малейшее желание причинить мне боль, — сказала я и глубоко вдохнула, удерживая свой нрав под контролем. — Он был без сознания, лицом в снегу на обочине дороги. И он мог там умереть. Что я должна была делать?
— Но шериф...
— Дрю не брал трубку.
Папа неодобрительно взглянул на меня.
— Я хочу, чтобы ты была осторожной, милая. Ты не можешь просто подбирать бомжей с улицы.
— Знаю. Я буду осторожной, обещаю. — Я наклонилась вперёд. — Вот только... он не был похож на бомжа, и был не просто потерян. Мужчина понятия не имеет, кто он, и даже не знает своего имени.
Это привлекло внимание отца.
— У него амнезия?
Я кивнула.
— Ты бы видел его. Он так испугался, когда понял, что не узнает в зеркале своё лицо. — Отец всё ещё смотрел с недоверием, поэтому я продолжила: — Он не опасен. Ты всегда учил меня, что истина в лице, и что если действительно не торопясь посмотреть кому-то в глаза, то можно увидеть истинный характер.
— И что тебе сказали его глаза?
Я тяжело сглотнула, вспомнив пронизывающие серые омуты.
— Он добрый. Понимающий. Забавный. — Папа медленно кивнул, но было видно, что он напряжён. — Ты мне не веришь?