своей жизни жалел?
Он молчал.
— Кроме себя и своих прихотей?..
— За что я должен был тебя жалеть? За то, что ты шлюха? За это?! — Опомнился он, не
позволяя ей рушить его защиту.
Ирина горько усмехнулась. Она не будет с ним воевать, не на словах. Все его слова были
ей хорошо известны. И она никогда не могла ответить на них ничем достойным.
— Я не буду с тобой ругаться. Я не хочу... Да, я шлюха. Упивайся этим фактом. Смакуй это
слово, презирай меня, ненавидь. Никогда не жалел, и сейчас не надо. Только никогда не
забывай, что и ты сам не лучше меня. У тебя проблемы с головой, ты лечился от
наркотической зависимости. ТЫ убил моего ребенка! Ты, всё ты!
Макс поджал губы. Про чертовы наркотики узнал весь мир, благодаря болтливости людей.
И сука тоже об этом знала. Ладно, один — один.
— Плевать мне на всё. И в первую очередь — на твое отродье. Шлюхам нельзя позволять
иметь детей!
Пощечина откинула его голову в сторону. Боль скрутила Ирине низ живота. Она не
позволит этому исчадию ада оскорблять её малышку, которая никогда не родится. Не успел
Макс опомниться, как она положила руку ему на щеку, где красовался порез, и сказала: — Ты точно такое же отродье! Не удивлюсь, если твоя мать была шлюхой. Такого, как ты, могла родить только истинная шлюха. — Провела ногтем по порезу. — Я вспорю каждый
миллиметр твоей кожи, оставлю глубокие кровавые раны по всему твоему телу, если ты
ещё, хоть раз, позволишь себе сказать что-то плохое о моём ребёнке. — Ногти коснулись
щеки, её глаза взрывались миллионами сумасшедших огней. — Неужели ты настолько
чёрств внутри? И тебе не было жаль этого ребенка?
— Не в моих правилах жалеть шлюх, залетевших от уродов, подобных Дастону. — Скинул
её руку с себя и потрогал щеку. — Ты ответишь за каждую свою дерзость, за каждое
слово. Будешь вымаливать прощение на коленях, тварь. А я буду долго думать, простить
тебя или нет.
— Мечтай, подонок! Тендер достанется Лёше, и твоя фирма скатится в бездну. Потому что
кто-то слишком долго пускал слюни в больничной палате!
Макс схватил её за шею, внутри клокотала фейерверками страшная ярость. Он бы убил её
сейчас, но руки сами разжались. Он не мог. Сука больно била правдой. Ирина громко и
натянуто рассмеялась.
— Слабак! Где же тот Макс Бекер, который не церемонился ни с кем? Чьи руки ломали
кости без тени сожаления? Где он? Сдох в дорогущей клинике?
— Заткнись, — процедил он, не в силах слушать её. Что она делает? Он же сорвется и
придушит её, а потом всю жизнь будет страдать. — Прошу тебя. ПРЕКРАТИ!
Смех резко оборвался.
— Зачем ты приехал? Что хотел?