— Ты сегодня ужасно тиха, — замечает Мер. — Как прошли каникулы? Вытащила Сент-Клера из комнаты?
— Ненадолго.
Я не могу рассказать ей о наших ночах, но по некоторым причинам, я не хочу говорить с ней и о наших днях. Я хочу сохранять воспоминания только для себя. Они мои.
Их поцелуй. Её руки в его волосах. Мой желудок скручивается в узел.
Мер вздыхает.
— А я надеялась, что он выползет из своей раковины. Прогуляется, подышит немного свежим воздухом. Ну, знаешь, сделает что-нибудь сумаше-е-едшенькое в таком духе.
Их поцелуй. Её руки…
— Эй! Вы, ребят, не делали ничего сумасшедшего, пока нас не было?
Я чуть не давлюсь кофе.
Следующие несколько недель ничем не запоминаются. Профессора проводят занятия в ускоренном темпе, чтобы мы успели дойти до середины учебной программы. Нам приходится сидеть за уроками по ночам, чтобы не отставать, и зубрить, чтобы подготовиться к итоговым контрольным. Впервые я осознаю, насколько конкурентоспособна эта школа. Студенты здесь относятся к учёбе серьёзно, и в общежитие почти так же тихо, как на каникулах по случаю Дня благодарения.
Из университетов приходят письма. Я принята во все заведения, в которые обратилась, но едва ли это повод для праздника. Рашми взяли в Браун, а Мередит в вузы, в которые она больше всего хотела — один в Лондоне, другой в Риме. Сент-Клер не говорит о колледже. Никто из нас не знает, куда он поступил и поступил ли вообще: он меняет тему каждый раз, когда мы её поднимаем.
Его мама закончила с химео, и сейчас у неё последняя неделя внешнего облучения. На следующей неделе, когда мы разъедемся по домам, у неё начнётся первая внутренняя лучевая терапия. Она требует трёхдневного пребывания в больнице, и я благодарна, что Сент-Клер будет рядом с ней. Он говорит, что у неё улучшилось настроение, и она утверждает, что у неё всё хорошо — насколько может быть хорошо при таких обстоятельствах — но Сент-Клеру не терпится увидеть её собственными глазами.
Сегодня первый день Хануки>1, и в честь праздника школа дала нам передышку от домашней работы и тестов.
Ну, в честь Джоша.
— Единственный еврей в школе, — говорит он, закатывая глаза. Он понятно раздражён, потому что за завтраком придурки, как Стив Карвер, трясли его за руку и благодарили.
Мы с друзьями находимся в универмаге, пытаемся отовариться, раз у нас вышел свободный день. Супермаркет как всегда красив. С венков свисают яркие красно-золотые ленты. Зелёные гирлянды и белые огоньки украшают эскалатор и прилавки парфюмерных отделов. Из динамиков звучит американская музыка.
— Кстати… — обращается Мер к Джошу. — Разве тебе можно здесь находиться?