Слышала, как он выдвинул ящик, и меня затрясло нервной дрожью, так, что зубы выбили дробь. На плечо легла прохладная ладонь.
- Не бойся. Доверяй мне.
И я поняла с изумлением, что и вправду доверяю ему. Своему Исповеднику.
Глаза закрыла шелковая повязка. Она была плотной и не пропускала света.
- Ты можешь сесть.
Я присела, стараясь устроить свою еще побаливающую попу на удобную подушку.
На плечи мне лег теплый плед.
- Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своем детстве! – Это был приказ, хотя и мягкий. И боль в том месте, на котором я сидела, напомнила мне о том, что будет, если его не выполнить.
Вдохнув, словно перед прыжком в воду, я начала путано, сбивчиво и бестолково лепетать о Сережке Молчанове, о Лексе и Елке, о смерти мамы, гибели отца, о том, как сбежала в Москву. Исповедник молчал, но я кожей чувствовала, что он не доволен тем, что я говорю. Дойдя до знакомства с Владленом, я не смогла больше продолжать. Всхлипнула и замолчала.
- Что ты почувствовала, когда умерла твоя мать? – вдруг спросил Исповедник.
Я задохнулась. Я не могла ответить. Но и не могла солгать.
- Виктория? – голос стал ледяным.
По спине пополз холодок. И я решилась:
- Вину, - прошептала еле слышно.
- А когда тебя порол отец?
Зная ответ, сказала уже не задумываясь:
- Вину.
- А когда тебя насиловали?
- Вину, - шевельнулись губы, уже привычно.
Исповедник молчал. Я перестала дышать. Слушала удары своего сердца и ждала… Чего? Я не знала.
Повязка с моих глаз исчезла, и я заморгала от яркого света.
Он сидел на корточках и смотрел мне в лицо. Я опустила глаза.
- Нет, - он поднял мой подбородок пальцами, - смотри на меня. Тебе кто-нибудь говорил, что ты красива?
Я покачала головой.
- Что ты желанна?
Снова отрицательный ответ.
- Что тобой можно гордиться?
Опять простое движение головы. Слева направо.
- Что же мне делать с тобой, Виктория?
Прохладная ладонь провела по моей щеке, пальцы коснулись губ. Я задрожала. Меня разрывало на части от тысячи противоречивых чувств.
- Ты наказываешь себя за чужие грехи, – тихий голос так печален.
Он встал и мягко приказал:
- Ложись на кровать!
Я выполнила приказ, не задумываясь. Это оказалось так просто.
- Руки над головой!
Мягкие кожаные наручники плотно обхватили запястья, такие же поножи – лодыжки. Щелкнули карабины. Снова беспомощная, обнаженная, раскрытая. Но с изумлением поняла, что страха нет. Только возбуждение и тлеющее внизу живота желание.
- Ты ненавидишь, потому что не знаешь себя, Виктория.
Исповедник присел рядом на постель. Выражение его лица было странным. Смесь жалости, желания, нежности. Но серо-голубой глаз все так же сиял ледяным холодом, рассеивая иллюзию.