Мне не хотелось заводить никаких романов, хотя некоторые мужчины в компании, в том числе водитель Надежды, молчаливый и застенчивый Леша, явно проявляли ко мне интерес. Но, во-первых, я точно знала, что госпожа Бранд не одобрит этого, во-вторых, мне было страшно. Перспектива отношений без рамок и правил, без договоров и четких ограничений, меня пугала.
А однажды и вовсе случилось то, что надолго отвратило меня от мысли хотя бы попробовать завязать «ванильный» роман.
Была середина рабочей недели, то ли среда, то ли четверг. Госпожа Бранд с самого утра укатила на какие-то важные переговоры, дав мне указание встретить своего заместителя, Николая Бородина, который должен был к трем часам прийти к ней с докладом о командировке в Хорватию, где фирма «Эдельвейс» собиралась строить отельный комплекс.
Бородин появился в приемной ровно в три, однако госпожа Бранд еще не вернулась. Окинув меня масляным и слегка пренебрежительным взглядом, он потребовал проводить его в кабинет и приготовить кофе. Возражать я не посмела.
Когда я внесла в кабинет поднос с дымящейся чашкой, сахарницей и молочником, Бородин сидел, вальяжно развалившись в кресле у окна. Поставив перед ним на низкий столик кофе, я собиралась уже уйти, но он вдруг больно сжал мою руку, в которой я держала пустой поднос. Пальцы непроизвольно разжались, и поднос упал с глухим стуком на толстый ковер.
- Такая хорошенькая! - ухмыльнувшись, сказал Бородин. - Плохо быть секретуткой у бабы? Никто не приласкает, да?
- Отпустите, - тихо попросила я.
- Да не ломайся, - он грубо дернул меня за руку, усаживая на колени и пытаясь облапить грудь. – Я давно на тебя смотрю. Такая тихая, послушная девочка. Не бойся, будет приятно.
Мной вдруг овладела дикая, почти неконтролируемая ярость. Этот похотливый самец с пивным брюшком и пухлыми липкими пальцами, не имел на меня никаких прав. И я не обязана была ему подчиняться!
Взвизгнув, словно разъяренная кошка, я полоснула его ногтями по щеке и, вырвавшись, выбежала из кабинета.
Пробежав по коридору до туалета, влетела в него и закрыла дверь на задвижку.
В выдраенном до блеска зеркале видела свое отражение – горящие глаза, искаженное ненавистью и страхом лицо, белые трясущиеся губы… Все… теперь меня вышвырнут вон. Слезы поднимались откуда-то изнутри, горячие и жгучие, но пролиться им я не позволила. Эта мразь не заслуживала моих слез. И пусть… пусть… Не умру с голоду. Вернусь к Зимину.
В туалете я просидела, видимо, довольно долго, так как в дверь постучали. Несколько раз судорожно вдохнув и выдохнув, открыла дверь и увидела перед собой Надежду. Захотелось умереть на месте от нестерпимого стыда.