Людмила почувствовала тошноту и головокружение. В груди стало горячо и больно, опять стала неметь рука. Голова кружилась все сильнее и сильнее, все происходящее стало ей казаться страшным сюрреалистическим кошмаром. Шепча сквозь душащие ее рыдания имя мужа, она начала сползать по стене…
Сильная рука подхватила, Людмила услышала испуганный родной голос:
- Что с тобой? Плохо? Где болит?
Тепло прикосновения и звук голоса вернул из зыбкой мути дурноты. Людмила прижалась к мужу всем телом и сбивчиво зашептала, глотая слезы:
- Пришел… наконец… зачем ты меня оставил? Анна… она… они…
- Родная, тише… тише.. – он гладил ее по волосам, - сейчас поедем домой. Сейчас…
Обнимая ее за плечи, Руслан повел ее к выходу, но она упрямо отстранилась.
- Мы должны… они… мучают ее.
- Родная, мы ничего не можем… - начал было Руслан, но тут Людмила услышала голос Шталя, ледяной и спокойный.
- Господа! Мне жаль вас прерывать. Но для сессий в моем доме предусмотрено особое время и место. Я не планировал такого продолжения праздника.
Обернувшись, Людмила увидела Каверина, смущенно отступившего к стене и Шталя, поднявшего с кресла дрожащую и заплаканную Анну. Потом доктор снял с себя пиджак и закутал в него девушку. Приподняв ее лицо за подбородок, тихо спросил:
- Девочка моя… хочешь вернуться?
Анна всхлипывала, едва держась на ногах. Не сразу, но до нее дошел смысл сказанного Шталем. Затравленно оглянувшись на Каверина, она сползла к ногам доктора, обнимая его колени, и прошептала, задыхаясь от рыданий:
- Да… Господин… Мастер… спасибо… да…
- Со всем уважением, председатель, - сказал Каверин, правда, не слишком уверенно.
- Не волнуйтесь, господин Кей, – прервал его Шталь холодно, - я пришлю вам замену.
Глава 14
По пути домой они не сказали друг другу ни слова. Людмилу трясло, словно в лихорадке, но она упрямо отстранила руку мужа, когда он пытался ее обнять. В груди снова разливалась горячая боль, в сердце будто воткнули тупую иголку. Но жаловаться Руслану она не захотела.
Ей было нестерпимо обидно и больно от того, что он оставил ее одну, зная, что Каверин обязательно выкинет что-то подобное. А еще ее не отпускало чувство, что в этом спектакле она была только статистом, пешкой.
Горячий, обжигающий кожу душ помог ей согреться и расслабиться, но боль в груди не уходила.
Едва слышно скрипнули пружины дивана, и теплые руки мужа обняли ее, крепко прижимая к себе, губы прошлись по шее, путаясь в еще влажных после душа волосах. В его объятиях было так хорошо и спокойно. Но она решительно отстранила его руки.
- Не надо, - сказала она тихо.