ярости, растерянности, чувства неловкости - настоящий коктейль из эмоций.
- Сашенька, доченька, - обняла меня мама, усаживая рядом с собой, - ты не
говорила, что у тебя такой... интересный друг. Вы вместе работаете, да?
- Максим Георгиевич преподает у нас историю, - я подняла глаза и натолкнулась
на внимательный взгляд директора, словно он что-то усиленно пытался понять.
Его глаза изучали мое лицо, вероятно сравнивая с сестрой. Хм. Ну и так понятно,
кто в нашей семье красивая, а кто - учительница.
Вздохнув, я пододвинула к себе огурчики и смачно захрустела, решив не
вмешиваться в разговор. Зря я сюда пришла. На фоне сестры я выглядела
неуклюжей коровой и чувствовала себя примерно так же.
Я встала из-за стола, налила себе чаю, пошарила на полках в поисках какой-нибудь
сладости, нашла черствую зефирку и впилась в нее зубами. Уже месяц, как Инга
сидит на строжайшей диете. Теперь на выпечку и сладкое в этом доме наложено
бескомпромиссное вето. Лакомиться чем-то вкусненьким мне приходилось в
тихоря.
- Мы тут с твоим другом обсуждаем вчерашний матч, - похлопав по плечу Максима
Георгиевича, сообщил папа. - Не хочешь присоединиться?
- Нет, пап, прости, нет настроения, - я заставила-таки себя улыбнуться. - Если
понадоблюсь, я в своей комнате.
- Может, вы чаю хотите? - спохватилась мама, вставая из-за стола.
- Не откажусь. Спасибо, - улыбнулся Максим Георгиевич.
Когда я выходила из кухни, краем глаза заметила подсевшую ближе к директору
Ингу - накручивая русый локон на палец, она интересовалась, все ли учителя-
мужчины в нашей школе такие красавчики.
Оказавшись в своей комнате, я поставила кружку с чаем на письменный стол и
упала на постель, уткнувшись лицом в подушку. Почему-то отчаянно хотелось
плакать.
Ну почему в жизни все так несправедливо? Почему одним принадлежит весь мир,
а другим остается довольствоваться крошками, упавшими со стола первых?
"Вы видите то, что хотите видеть", - вспомнила я слова директора. - "Вы, как и все,
любите развешивать ярлыки..."
Ведь он прав. На меня всю жизнь вешают какие-то ярлыки, пытаются втиснуть в
рамки своего мировоззрения, своего видения об окружающих, о самой жизни. То я
не тем занимаюсь, то не так выгляжу, то не то ем. Все, кроме меня, знают, что мне
нужно. А я только и делаю, что что-то им доказываю, изо всех сил пытаясь убедить
в том, что мое "я" тоже имеет право на существование, что я такая, какая я есть и
другой вряд ли стану. Однажды, под настойчивым давлением сестры, я все-таки