- Если принять за основу твою безумную версию, - вкрадчиво подпустил он, - тогда тебе надо обратить внимание вот на что...
- На что? - перебила я, не успев остыть от интересной исторической реконструкции.
- Ослепнув, он не покончил жизнь самоубийством, хотя его религия не осуждала радикальное решение проблемы. Это тебе не христианство.
- Ну-у-у... я полагаю, он предпочёл нести миру правду о себе. В смысле, ему выгодную версию.
- Ты представь, - голос дяди Коли стал совсем вкрадчивым, - те времена, уровень развития быта, культуры, ужасное положение слепого аэда. Ведь нашёл же человек в душе мужество жить, и мы, потомки, благодаря этому имеем две прекрасные поэмы, серию раскопанных городов микенского периода, целый пласт великолепной культуры, кусок восстановленного знания о прошлом человечества.
Ах, дядя Коля, дядя Коля, ловко закрутил, провокатор. Я не почуяла подвоха до самого последнего момента. Спорить на новую тему сил уже не хватило, выдохлась.
- Ты обдумай на досуге, - порекомендовал дядя Коля, прощаясь.
Боженьки мои, да я теперь только и делала, что думала. У меня на выбор имелось целых три бесконечно увлекательных занятия. Первое - передвигаться вслепую, осваивая мир на ощупь. Здесь существовали суровое ограничение в виде жёсткого постельного режима. В туалет, правда, разрешали ходить. Но кто-нибудь непременно вёл меня туда: мама; медсестра Юля, неуёмная болтушка, трындевшая без остановки обо всём на свете; молчаливая сиделка, которую наняли для меня специально. По уверениям родителей, для единственной на всю больницу офигенной травмы, то есть для девушки с офигенно интересной травмой, администрация выделила одноместную палату-бокс. Увы, одна я в ней почти не оставалась, постоянно ошивались разные люди. Исследовать шикарные апартаменты не представлялось возможным. Стоило только сесть на кровати, как один или несколько голосов одновременно истерично приказывали:
- Лежи! Тебе нельзя...
Мне теперь почти ничего нельзя было. Радио и музыку слушать запретили. На неопределённый период. Пока не подлечусь. Приходилось обращаться ко второму интересному способу времяпрепровождения - исследовать мир на слух. Звуки шагов, скрипы, шорохи, интонации голосов. А ещё к третьему способу - вспоминать и думать, думать.
Счёт дней я вела свой - по кормёжкам. Самый длинный промежуток времени был между ужином и завтраком. Наступала ночь. Для нормальных людей. Для меня ночь господствовала всегда. Правда, настоящей ночью постепенно угасали, затихали звуки, и если раздавались вдруг чьи-то шаги, голоса, то звучали они на удивление объёмно, гулко. Спалось мне плохо, зато думалось очень хорошо. Прокручивались в голове разные мысли, в основном связанные с потерей зрения. Кто виноват? Витька? Нет. Сама? Наверное, больше других. Но как легко судить с высоты точного знания о последствиях своих и чужих действий, поступков. Хм, интересно, если бы я заранее знала, чем для меня закончится дурацкий порыв защитить другого человека, - другом Славку, после его гадства, я больше считать не могла, - полезла бы спасать или послушалась Логинова? Наверное, полезла бы сгоряча. И вообще, когда я слушалась Логинова? Он от того и бесился.