- Ты соображаешь, о чем говоришь? - недовольно поинтересовалась я. Подошла к окну и начала переставлять на подоконнике горшки с геранью - теткино хозяйство.
- Что я ей скажу? Что выгнала ее сына из дома?
Не смотрела на Олега. Не могла. Поскольку опять врала ему. Ну не могла я сказать ему правду.
Через месяц после Мишкиного ухода свекровь сама позвонила мне. И у нас состоялся очень неприятный разговор. Разговор, который погасил слабо тлеющую надежду, что все еще обойдется.
- Что у вас произошло? - начала Елизавета Михайловна с ходу, едва поздоровавшись.
- Разошлись, - коротко пояснила я.
- У меня другие сведения. Ты его выгнала! - обвинила она меня прокурорским тоном. Хамский тон взбесил меня больше всего. Я вовсе не обязана перед ней отчитываться и давать какие-либо объяснения.
- Это наше с ним дело.
- Я мать, милочка, и не могу смотреть, как сын, пусть даже непутевый, изводится.
Это она-то мать?! За все восемь лет нашей с Мишкой супружеской жизни она практически ни разу не удосужилась приехать к нам, поинтересоваться, как живет ее сын. Когда три года назад у Рыжего прямо на операционном столе умер больной, и Рыжий очутился на грани колоссального срыва, не считая угрозы следствия, она отделалась несколькими фразами по телефону. А теперь она, видите ли, не может смотреть... Значит, он у нее. Другого места для себя не нашел.
- Он сам виноват, Елизавета Михайловна.
- Знаю, знаю. Миша мне рассказал. Тоже мне вина! Подумаешь! С кем не бывает? Он - мужчина, - холодно рассмеялась она.
- С вашей точки зрения это нормально, а, по-моему, нет.
- Милая моя! У них в роду все мужчины такие. Даже дед. А отец его что, лучше? Гораздо хуже. Я-то терплю.
Еще бы тебе не терпеть. Ты же ни за что не откажешься от персональной машины для прогулок по магазинам. Это всем известно.
- Вы можете терпеть, сколько влезет. Лично я не собираюсь!
- Ты злая, испорченная девчонка, - вспылила она. - Ты загубила ему жизнь, карьеру. Если бы он не женился на тебе, у него все было бы по-другому ...
- Это ваше мнение, - невежливо перебила я ее, не собираясь в очередной раз выслушивать оскорбления. Список ее ко мне претензий давно выучила наизусть. Все наиболее обидное неоднократно говорилось и раньше.
- Не только мое, - неожиданно успокоилась свекровь. - Теперь и Миша так думает.
Почему-то я поверила ей. Сразу. Почему? Сама не знаю. Поверила. Ни на минуту не усомнилась. Холод заполз в сердце. Да так там и остался.