Они шли по накатанной посреди светлой берёзовой рощи просёлочной дороге. По обеим её сторонам густо и остро зеленели заросли чертополоха, в розовых кучерявых кистях валерианы среди сверкающей паутины деловито копошились терпеливые паучки.
— Ты знаешь, — говорил Данек, — иногда я прихожу сюда сам. Здесь есть большой черешневый сад. Ты любишь черешню?
— Не знаю, — улыбалась Ая.
— А я люблю.
Его черешневый сад аккуратными ровными рядами спускался с холма к тихой мелкой речушке, почти ручейку. Между деревьями летало, ползало и гудело что-то почти неразличимое, колосился мятлик, а сама черешня была заботливо и аккуратно подстрижена почти в человеческий рост, — так, чтобы руками можно было достать до самой верхушки.
— Я сейчас, — крикнул Данек и побежал между деревьями вниз, туда, где у самой речки росли пузатые камыши.
Он был уже далеко внизу, когда до неё долетело его отчаянное "ай!", но она вдруг увидела всё так отчётливо, словно была там, рядом с ним: и то, как нелепо он взмахнул непослушными руками, и то, как медленно осел в густую траву, и то, как скользнула прочь ужалившая его длинная скользкая гадость.
Мирное синее небо внезапно рухнуло на мирный черешневый сад, и Ая вдруг растерялась, — совсем как в детстве, когда реальность ещё жила отдельной непонятной жизнью. Здесь, сейчас, во сне, она снова стала маленькой девочкой, потерявшей и потерявшейся.
— Данек, Данек, — шептала она, спускаясь на ватных ногах с холма.
А он лежал в траве, широко раскинув руки и улыбаясь, — маленький мальчик в белоснежной рубашке, — и в его синих глазах отражалась висящая над ним синяя бездна.
— Скажи, ты боялась меня потерять?
Да, кивнула она, глядя на него испуганно и беспомощно, очень, я вообще очень боюсь терять.
— Никогда. Слышишь? Никогда. Не. Бойся.
Хорошо, кивнула она, бессильно опускаясь рядом, не буду.
— В этом мире ничего никуда никогда не девается, ты же знаешь.
Да, кивнула она, с трудом переводя сбитое ужасом дыхание, я всё знаю.
Он перевернулся в траве и опёрся о локти, разглядывая на просвет тонкие зелёные травяные жилки:
— Извини, что напугал тебя: ты так и не попробовала черешню. В следующий раз я обязательно тебя угощу. Почему-то я так и думал, что ты забудешь, что ты — реализат. Это всё потому, что ты спишь.
— Это всё потому, что я сплю, — согласилась Ая. — Иногда, когда я сплю, я делаю ужасно дурацкие вещи.
— Например?
— Например, боюсь.
— Страх — вовсе не дурацкая вещь, — возразил мальчик. — Он учит нас любить. Когда ты за меня боялась, я знал, что ты меня любишь.
Ая смотрела на него и молчала, и молчание её выходило таким красноречивым, что он уронил голову в свои маленькие ладошки и огорчённо вздохнул: