— Оставим ненужные реверансы. Все эти правила протокола в настоящее время выглядят слегка старомодными. Я думаю, что гарантий на завтра нам не только они — нам их в принципе никто не даст, — отмахнулся второй близнец и, с интересом оглядываясь вокруг, добавил: — А у вас тут ничего, славно.
— Мы привыкли к своему быту, — сказал Роберт.
— Тогда вы не удивитесь, если я скажу, что и мы тоже привыкли к своему, — всё так же опечаленно посмотрел на него гость. — А у нас вчера вечером у двухсот человек не просто быт пошатнулся, — им теперь вообще не везёт, когда они думают: вся вчерашняя вечерняя смена Манстерской АЭС внезапно ни с того, ни с сего оказалась в кромешном мраке в чистом поле.
— И это хорошо ещё, что было темно, — подхватил второй. — Потому что одно дело просто посидеть полчаса в темноте и совсем другое — наблюдать, как работают реализаты. Земля хочет знать, почему случилось то, что случилось.
— Потому, что нас тоже пугает смерть, — тихо произнесла Ая. — Я испугалась.
Оба близнеца одновременно вздрогнули, переглянулись друг с другом и обернулись к Ае:
— Там есть кто-то из ваших, о ком не знает Земля?
— Нет, — сказал Лукаш.
Да, подумала Ая, и близнецы недоумённо оглядели их обоих:
— Это кто-то из наших?
— Это машина, — сказала Ая, сказала так просто, словно реализаты целыми днями только тем и занимались, что следили, как бы земляне ненароком не обидели кого-нибудь из братьев DII.
— То есть третья сторона. Ещё интереснее.
Лукаш кивнул Роберту, и тот сперва усмехнулся, потом вздохнул, а затем легко и непринуждённо, как давних хороших знакомых, взял обоих близнецов под руки и повёл их прочь от собравшейся толпы и от шлюза, — в сторону смущённо мнущихся неподалёку зелёных домов:
— Да ну, что за глупости. Нет ничего безрассуднее, чем делить неделимое. Мы ждали вас не для того, чтобы винить или, что ещё бессмысленнее, чувствовать себя виноватыми. Земляне давно не жалуют нас своим вниманием. И мы считаем, что зря.
— Вам не хватает внимания? — удивился один из близнецов.
— Нас огорчает разобщённость, — пожал плечами Роберт. — От неё на все эти разделяющие нас с вами полторы тысячи километров веет липким, противным страхом.
— Людей пугает вседозволенность.
— Людей пугает их собственная ограниченность.
— Может, и так. Да только вся эта ваша колоритная экспрессия бесстрашия им вряд ли прибавит.
— Бесстрашие снаружи вообще не прибавляется, — заметил Роберт, подзывая жестами собственный дом. — Пойдёмте, я покажу вам, как мы живём.
Дом Роберта, самый старый на Альфе, был и самым большим. Снаружи похожий на большую, мохнатую, поседевшую гусеницу, внутри он представлял собой почти идеальную анфиладу небольших, но уютных и удобных комнат. Испуганный внезапным визитом чужаков, пахнущих холодом и металлом, он мелко дрожал, бока его ходили ходуном.