Мальчик по имени Рождество (Хейг) - страница 59
– Ты не понимаешь! – крикнул сыну Джоэл. – Дальше обрыв! Река!
Наконец до Николаса дошло. Впереди прекращался не только лес, но и земля. Там не было ничего, словно горизонт внезапно подступал совсем близко. До тёмной пропасти, на дне которой шумела река, оставалось всего несколько метров.
– Нам её не перепрыгнуть! Можно только перелететь, – не унимался Джоэл. – А сани слишком тяжёлые.
Но Николас не собирался сдаваться. Каждым нервом своего тела, каждой его клеточкой он надеялся и взывал к магии, которой наделили их с Блитценом эльфы.
– Блитцен, давай же! Ты справишься, у тебя получится! Лети!
Олень снова поднялся в воздух, но едва-едва. Он почти цеплял копытами землю. Ветви снова захлестали беглецов. Джоэл крепко ухватился за клетку, в которой подвывал от страха Малыш Кип.
– О нет! – причитал эльфёнок. – О нет, о нет, о нет, о нет!
– Я тяну вас вниз! – сказал Джоэл. – Ничего не поделаешь, придётся прыгать.
Слова отца впились в сердце Николаса, будто клыки.
– Нет, папа! Не надо!
Он обернулся и увидел на лице Джоэла выражение иной боли – боли прощания.
– Нет!
– Я люблю тебя, Николас! – прокричал отец. – И хочу, чтобы ты помнил обо мне что-то хорошее.
– Нет, папа! Всё будет…
Они были уже на самом краю обрыва – Николас почувствовал это даже раньше, чем разглядел. Блитцен резко ускорился и рванул вверх, а Джоэл полетел вниз. Николас сквозь слёзы смотрел, как отец катится по снегу, становится всё меньше, меньше – и наконец исчезает во тьме. Точно как мама, сгинувшая в темноте колодца. Весь ужас случившегося разом обрушился на Николаса. Теперь он остался совсем один.
А Блитцен, избавленный от лишнего веса, свечой взмыл в небо. Олень устремился на север, готовый на всё, чтобы доставить груз по назначению.
Ночной полёт
Потерять любимого человека – разве можно вообразить что-то ужаснее? Николас едва дышал от сдавившей грудь тоски. Он словно падал в пропасть без конца и края. Любимые люди делают мир надёжным и настоящим, и если они вдруг исчезают, ты уже ни в чём не можешь быть уверен. Николас знал, что больше никогда не услышит голос отца. Никогда не спрячет руку в его мозолистой ладони. Никогда не увидит красный колпак у него на голове.
От ледяного ветра слёзы замерзали у Николаса прямо на щеках. Это было самое горькое Рождество – и самый горький день рождения в его жизни. Он цеплялся за Блитцена и время от времени поглядывал назад, чтобы убедиться: сани с клеткой никуда не делись.
В какой-то момент он зарылся лицом в тёмно-серый мех и прижался щекой к тёплой оленьей спине. Где-то в глубине могучего тела билось большое сердце, и его стук словно заменял цокот копыт.