Никогда прежде я не видел Хоуп в таком состоянии.
— Пусти меня! — визжит девушка, отчаянно дергая рукой, которую я все еще удерживаю. — Отпусти, отпусти, Джейсон!
Она не выдерживает и ломается, и злые слезы градом катятся по ее щекам. Я тут же выпускаю руку Хоуп, и она отшатывается от меня, как если бы я был последним человеком на свете, с которым она хотела бы находиться рядом.
Я смотрю на сестру в ужасе, не понимая, как мог допустить такое. Как мог причинить Хоуп боль, и стать причиной ее слез.
Я все еще тяжело дышу, пытаясь погасить в себе свирепые чувства, которые выплеснул на нее. А она долго смотрит на меня, утирая рукавом без конца бегущие слезы, и в один момент, на выдохе произносит:
— Ненавижу тебя! Лучше бы это ты лежал там вместо него!
Она разворачивается и пулей мчится прочь, пересекая лужайку и скрываясь за углом дома. Я не пытаюсь ее вернуть. Я даже не шевелюсь, невидяще глядя перед собой.
В один миг, мой гнев просто испаряется, будто из шарика весь воздух выпустили. И мои внутренности вдруг замерзли, скованные льдом.
Гадкое ощущение того, что запальчивые, сердитые слова моей сестры только что разбили мне сердце.
***
Не прощаясь, я уезжаю из особняка, направляясь в «Нору». Подпольный бойцовский клуб уже много лет является моим убежищем, где я могу выплеснуть всю агрессию, которая копилась во мне годами и теперь время от времени ее приходится сбрасывать, чтобы не было взрыва.
Я нашел свой способ справляться с этим, и он оказался действенным.
Похожий прием я применил на Саре, когда понял, что эта девчонка не в порядке.
Мои мысли вновь возвращаются к ней, и на секунду — до того, как я вспоминаю, что она виновата в тех проклятых изменениях, что происходят с Хоуп — я улыбаюсь.
После того вечера в спортзале я столько раз порывался позвонить ей, но уже беря трубку, осаждал себя. Я говорил себе, что мне это не нужно. Проблемная, своенравная сучка — она явно лишняя в уравнении моей жизни. Но мои ладони все еще помнили, как хорошо было касаться ее нежной кожи, мои губы сохранили память о контакте с ее губами. В моих ушах все еще звучали ее стоны, и я помнил, какова она на вкус.
Чертов взрывной коктейль, заключенный в оболочку красивой, надменной стервы, которую мне удалось попробовать, но не насытиться.
Нет, мне было мало. Я понял это еще тогда, когда привез ее домой, даже раньше. А она стала такой замкнутой, отстраненной, и спаслась бегством прежде, чем я успел сказать ей, что хотя я не планировал то, что произошло, это не было не правильно.
Мы оба взрослые люди, так в чем проблема? Зачем все так усложнять?